* * *

Внутри зала звуки взрывов были оглушающими. Едва лишь послышались первые раскаты, исследователь откатился в сторону и в ужасе закрыл голову руками. Чимал, ища поддержки, ухватился за огромный прут – пол под ним ходил ходуном. Все было рассчитано. Барьер, скрывавший долину, поддерживался огромной каменной опорой, находившейся под самым залом. Теперь эта опора исчезла, и скала оседала. Исчезал весь потолок. С прощальным грохотом опрокинулись последние валуны, открыв путь воде. В отверстие полились солнечные лучи и впервые за все время озарили росписи.

Чимал мог видеть долину с горами за ней. На этот раз ему удалось.

Барьер исчез. Его люди свободны.

– Вставай, – сказал он Исследователю, скорчившемуся у стены. Он пнул его ногой. – Вставай, смотри и постарайся понять. Твои люди тоже свободны.

Ах тламиц ноксохиут ах тламид

Ин ноконехуа

Ксеакселихуа йа мойахуа

Мои цветы не умрут,

Моя песня будет услышана

Их жизнь бесконечна.

Чимал пробирался по туннелям оси вращения. Он стонал, когда левая сторона его тела касалась одного из прутьев, уже знакомая боль отдавала в руку. Рука почти не действовала и все время болела. На днях нужно будет вернуться к хирургической машине для новой операции – или отрезать эту проклятую конечность, если она ни на что не способна. Если бы в первый раз они все сделали верно, этом бы ни случилось. А может быть, дело в том, что он слишком рано начал ею действовать. Но что сделано, то сделано. Он выполнит свой долг. И скоро у него появится время для лечения.

Лифт доставил его к месту, где действовало притяжение, и Матлатл открыл перед ним дверь.

– Курс верен, – сказал Чимал охраннику, протягивая ему книги и отчеты. – Орбита точно такая, какую рассчитал компьютер. Сейчас мы описываем огромную дугу. Это займет у нас годы. Но теперь мы на пути к Проксиме Центавра.

Человек кивнул, не пытаясь понять, о чем говорит Чимал. Это не имело значения. Чимал говорил скорее для себя: казалось, в последнее время он только этим и занимается. Он медленно побрел по коридору, и ацтек двинулся за ним.

– Как людям нравится новая вода, направленная в деревни? – спросил Чимал.

– У нее другой вкус, – ответил Матлатл.

– Если не говорить о вкусе, – возразил Чимал, пытаясь овладеть собой, – не легче ли стало пользоваться ею теперь, когда не нужно ее таскать? И не больше ли стало еды? Не излечились ли больные люди? Как насчет всего этого?

– Все стало другим. Иногда... бывает неверным, когда все становится другим.

Чимал не ожидал награды, во всяком случае, не от таких застывших в своей скорлупе людей. Он будет следить за тем, чтобы они были здоровы, хорошо накормлены. Ради их детей, не ради их самих. У него не было времени наблюдать за ацтеками самому. Он выбрал Матлатла, самого сильного человека в обеих деревнях, в тот день, когда рухнул барьер, и сделал его личным телохранителем. В то время он понятия не имел о том, как станут действовать Наблюдатели, и ему нужно было, чтобы кто-нибудь охранял его в случае нападения. Теперь необходимость в защите отпала, но он оставил его при себе в качестве информатора.

Да, беспокоиться о нападении оснований не было. Наблюдатели были потрясены случившимся не менее людей долины. Когда первые ацтеки побрели через болото к тому месту, где раньше высились скалы, они застыли в непонимании. Две группы людей встретились и миновали одна другую, неспособные осознать в тот момент присутствие друг друга. Дисциплина была восстановлена только тогда, когда Чимал нашел Главного Наблюдателя и вручил ему инструкции проведения Дня Прибытия. Связанный дисциплиной старик не имел выбора. И День Прибытия начался.

Дисциплина и порядок снова сплотили Наблюдателей, и они снова стали способны жить. Сейчас они выполняли важную задачу – обучение поколений. Если Исследователи жалели о переменах, то простые Наблюдатели – нет. Впервые, казалось, они жили полной жизнью.

Главный Наблюдатель руководил операциями, как это предписывалось. Инструкции и правила были для всего, и нужно было им повиноваться. Чимал не вмешивался в это дело. Но он всегда помнил о том, что его кровь застыла на страницах инструкции о проведении Дня Прибытия, которую носил с собой Главный Наблюдатель. И ему было этого достаточно. Он сделал то, что должен был сделать.

Проходя мимо классной комнаты, Чимал посмотрел на людей, склоненных над обучающими машинами. Они очень мало что понимали. Но это не имело значения: машины были сделаны не для них. Лучшее, что они могли сделать, это лишить этих людей того абсолютного невежества, в котором они жили. Лучшие условия, облегчение жизни. Они должны быть здоровыми ради будущего поколения. Машины были сделаны для детей – те поймут, как ими пользоваться.

Дальше были расположены отсеки детей. Сейчас они были еще пусты, но ждали своего часа. Ждали своего времени и палаты для будущих матерей, веселые и сверкающие. Недалек тот день, когда они начнут заполняться. Никто не высказал протеста, когда было обьявлено о новом порядке браков. Все шло так, как было намечено.

Внутри послышался какой-то звук, Чимал обернулся и увидел в окошко Наблюдательницу Оружия, сидящую на стуле у дальней стены.

– Принеси еду, Матлатл, – приказал он. – Я скоро приду. А вначале отнеси эти вещи ко мне.

Человек автоматически поднял руку в том приветствии, которым возвещал о готовности к послушанию жрецов, и вышел. Чимал подошел к девушке и сел рядом с ней. Ему приходилось много работать, потому что прокладка нового курса и выход на новую орбиту лежали всецело на нем. Может быть, теперь он сможет обратиться к хирургам, хотя для этого ему придется несколько дней оставаться в постели.

– Сколько мне здесь нужно находиться? – спросила девушка, глядя на него столь знакомым затравленным взглядом.

– Нисколько, если ты этого не хочешь, – ответкл Чимал, слишком усталый, чтобы спорить. – Ты думаешь, я делаю это ради собственного удовольствия?

– Я не знаю.

– Тогда попытайся подумать. Ну какое удовольствие я могу получить от того, что ты смотришь картинки и фильмы о детях и беременных женщинах?

– Я не знаю. Есть столько вещей, которые невозможно обьяснить.

– И множество имеющих обьяснение. Ты – женщина, нормальная женщина, несмотря на твое воспитание. И я хочу дать тебе возможность почувствовать себя женщиной. Я думаю, что жизнь обидела тебя.

Она сжала кулаки.

– Я не хочу думать, как женщина. Я – Наблюдательница. Это мой долг и моя гордость. Ничего другого я не желаю. – Огонек гнева погас так же быстро, как и разгорелся. – Пожалуйста, позволь мне вернуться к своей работе. Разве женщин долины не достаточно для того, чтобы сделать тебя счастливым? Я знаю, ты считаешь меня, наших женщин глупыми. Но такие уж мы есть. Неужели ты не можешь позволить нам остаться такими?