Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выскользнула из кабинета тихонько, как мышь.
– Похоже на грабеж с убийством, – сказала Мухина, без приглашения садясь в кожаное кресло у совещательного стола.
Катя демонстративно устроилась рядом с ней.
– Как вам наш город? – спросила ее Ласкина.
– Впечатляет, – ответила Катя.
– Напугали мы вас?
– Нет. Не очень.
– Напишете всякие гадости про нас потом. Но вы ведь все же ведомственная пресса, полицейская. Не либеральные СМИ. Вам очень уж вольно писать не позволят.
– Это уж я сама буду решать, извините.
– А что, присутствие полицейского журналиста обязательно при нашем разговоре? – это Ласкина спросила у Мухиной.
– В городе происходят резонансные преступления. У нас открытое расследование. Я вынуждена сотрудничать с ведомственной прессой. Скажите спасибо, что региональные СМИ не требуют нас с вами – как замглавы города – на брифинг.
Катя похвалила начальницу ОВД за умение затыкать рот тем, кто привык командовать и распоряжаться.
– Я знаю, что вы виделись с Ниной Павловной незадолго до убийства, – продолжала Мухина. – О чем шла речь?
– Как всегда, о деньгах. Бедная она, бедная… Столько вынести на своих плечах, и вот в результате… Такая ужасная смерть. Она приходила ко мне на прием по вопросу финансирования музея. Мы фонды выбиваем на следующий год, верстаем городской бюджет. Кот наплакал, это и верстаем. Она приходила узнать, на какие музейные просветительские программы деньги сохранят. Я ее вынуждена была огорчить. Мы обсуждали, что в первую очередь надо делать. Что секвестировать, а что настоятельно сберегать.
Ласкина повествовала сухим деловым тоном, каким разговаривают все чиновники с теми, кто к чиновному классу не принадлежит. Вроде бы подробно – а все вода.
– Нина Павловна сама лично распоряжалась деньгами, выделенными музею?
– Конечно, она же директор. Правда, у них еще есть менеджер от банка. Он ведет счета и всю бухгалтерию.
– Она могла хранить при себе крупные суммы?
– Не знаю. Может быть… Хотя что считать крупной суммой. Пятьдесят тысяч, выделенных на ремонт отопления в музее? Средства перечислялись на музейный счет. Да, конечно, она могла снять какие-то деньги с карты и платить наличными – например, рабочим.
– У нее украли из сумки бумажник. Мобильный. Возможно, что-то еще.
– Но это же утром случилось, – сказала Ласкина. – Сюда, в администрацию, позвонил ваш дежурный. Нина Павловна погибла у дома, она шла на работу.
– Этого мы не знаем.
– А куда же еще? – спросила Ласкина. – Она человек строгих правил. Работа после всех этих бед для нее была смыслом жизни и отдушиной. Она любила музей.
– Вам она в эти дни не звонила?
– Нет.
– И вы ее с того приема здесь больше не видели?
– Нет.
Катя думала: ну спроси, спроси, тетка-полицейский, эту тетку – властительницу города: а куда ты ездила ночью одна на своей машине? Куда черти тебя носили в какой-то заповедник, в лес? Зачем, по какому делу? Вытаскивать труп со сломанными шейными позвонками из вырытой в лесу глубокой ямы? Которой вроде как не может существовать в реальности, потому что эксперт нашел бы следы глины и перегноя?
– Если можно, Анна Сергеевна, припомните тот день, когда Нина Павловна пришла к вам на прием, как можно более подробно. Во сколько ей было назначено?
Вопрос Мухиной, на взгляд Кати, звучал как-то слишком удаленно от самой главной их темы.
– Она была первой и единственной в тот день. Потому что у меня были дела в Дубне, – ответила Ларионова. – Она пришла ко мне в десять. И мы проговорили где-то час, может больше. Вопросов накопилось немало. Затем мы вместе вышли. Я поехала по делам, а она отправилась в музей.
– Она не показалась вам в то утро немного встревоженной? Запыхавшейся?
– Нет. – Ласкина глянула на Мухину, затем на Катю. – Как это понять – «запыхавшейся»? Она, насколько я знаю, пробежек по утрам не делала и спортом не занималась.
– Это я так, к слову. – Мухина вздохнула. – Значит, выглядела она как всегда?
– Естественно. Ваша спутница нас тогда видела, как мы выходили. – Ласкина вновь покосилась на Катю.
– А что у нее было с собой? – спросила Мухина.
– С собой? Сумка. Такая большая, кожаная, похожая на мешок. Она с ней не расставалась.
– Вместительная, да? Сумка не была чем-то набита, не казалась тяжелой?
– Понятия не имею.
Катя напряженно слушала вопросы Мухиной. О чем это она? Не задает вопросы о главном. Но разбирает какие-то мелочи.
Сумка… которую выпотрошил убийца…
Точно, вместительный кожаный мешок.
А в тот самый первый день… Катя напрягла память… Нет, не вспомнить про сумку. Директриса музея была одета в черное, теплый свитер, крупная бижутерия… а вот как выглядела тогда ее сумка…
Зачем это все Алле Мухиной?
Разве об этом надо говорить с фигуранткой, имеющей контакты с четырьмя жертвами серии убийств и пятой жертвой пока еще непонятного убийства?
– У вас все ко мне? – властно спросила Ласкина. – Если да, то была рада помочь расследованию. У меня еще несколько деловых звонков важных на сегодня запланировано.
– Да, спасибо за помощь. – Мухина поднялась с кресла. – Кстати, у вас тут, в администрации, не планируют открыть свой салон красоты? И комнату для лечебного массажа?
Из Дубны на совещание приехали прокурор города и начальник полиции. Алла Мухина, полковник Крапов, сотрудники ГУУР закрылись с ними в кабинете.
Катя снова была предоставлена сама себе. Можно вернуться на кампус, тоже запереться в номере – потому что стемнело, и улицы города, и так малолюдные, опустели окончательно.
Но она не могла так бездарно закончить этот день. Этот ужасный день, начавшийся с обнаружения трупа несчастной директрисы музея. Допросы свидетелей, поквартальный обход мало что дали – это правда. Но Катя говорила себе: еще один свидетель остался неохваченным. Намеренно или случайно Алла Мухина не побеседовала с космонавтом Константином Чеглаковым. А он ведь тоже общался с Ниной Кацо незадолго до ее гибели. Более того, она приходила к нему домой отбирать картины для выставки в музее. Эти картины до сих пор там.
К Чеглакову кто-то влез в дом и все там перевернул вверх дном.
А Нину Кацо убили, дважды ударив по голове.
Улица Роз – Пятая Парковая манила Катю. На часах всего четверть девятого вечера. Если космонавта дома нет, она просто отложит беседу. Но если он дома, она…