Декорации: серый вечер, деревянная лавка на облупленных чугунных ногах, вид на распахнутую и подпертую кирпичом дверь подъезда «хрущобы». И диалог о цветочках, которые выращивает бабуся!

Сюр какой-то.

Но фрау Вагнер ситуацией не смущалась и развеиваться, как дивное видение, не собиралась.

Встав с лавочки и весьма сердечно попрощавшись с бабой Глашей – та закивала, шурша полиэтиленом: «Иди, Марусенька, иди!» – она подскочила к Натке:

– Извиняюсь, что появилась без предупреждения, но очень нужно поговорить!

Натка огляделась.

Вести раскрасавицу фрау в свое скромное жилище ей не хотелось, а единственная лавочка у подъезда была занята гиперобщительной бабой Глашей.

– Тут неподалеку маленькая булочная-пекарня, можем выпить там чаю, – неуверенно предложила Натка. И не удержалась – добавила: – Если, конечно, это не слишком простое для вас заведение.

– Нормальное, – не заметила подначки фрау Вагнер и бодро зашагала в указанном направлении.

Вдруг она запнулась, звонко шлепнула себя по лбу и отскочила назад, чтобы сообщить провожающей их взглядом бабе Глаше:

– Я поняла! Это из-за тени! У вас тут солнца мало, настурции этого не любят, у них цветы становятся мелкими и редкими!

– Ах ты ж, господи! А что делать-то? Что сажать-то, Марусь?

– Что-то простое и неприхотливое… Я подумаю! – Марина Вагнер кивнула бабе Глаше и догнала Натку.

Та смотрела на нее во все глаза.

– Что? – не поняла Марина. – У меня же сеть цветочных магазинов и садовый питомник, я сразу вижу, какие у дома клумбы и кто за ними ухаживает.

– Точно, баба Глаша начинает в земле ковыряться, как только снег сойдет, – промямлила Натка.

С фрау Вагнер, разговаривающей по-человечески и без привычного высокомерия, ей было как-то некомфортно.

А Марина и в булочной повела себя необычно: редкие виды чая не спрашивала, напитками на миндальном и кокосовом молоке не интересовалась, спокойно взяла чашку с плавающим в ней пакетиком и самолично отнесла за стол. И блюдце с румяным пухлым пирожком, сочащимся красным вареньем, не забыла.

– Так о чем вы хотели поговорить? – спросила Натка, едва пригубив свой собственный чай и надкусив пирожок.

– Я знаю, вы судитесь с Шоко-школой, – с места в карьер взяла фрау Вагнер, и глаза ее мигом приобрели своеобычный острый прищур. – Я хочу рассказать вам, что в нашем первом «А» все дети поделены на три группы. Есть первая категория, вторая и третья. Ваш сын, уж извините, числился в третьей.

– Не понимаю, – Натка положила пирожок: у нее вдруг пропал аппетит. – Как это – в третьей категории? Как некачественный продукт?

– Не обижайтесь, это не я придумала, – пожала плечами Марина Вагнер. – Это все наша жэпэ…

– Кто? – Натке показалось, что фрау выругалась.

– «Жэ Пэ» – «жена потомка», – засмеялась Марина. – Ну, Алена Дельвиг! Мы в родкоме ее так между собой называем – жэпэ, все же знают, что никакие они тому самому Дельвигу не родственники. Муж Алены по паспорту был Сосин – так себе фамилия, конечно, вот он и поменял ее на другую. Говорят, выбирал еще: может, Ломоносовым назваться или там Бенкендорфом? Перерыл всю «Историю государства Российского», мемуары читал, в итоге остановился на варианте скромном и достойном: Дельвиг. А что, благородно и со вкусом! Бывший Сосин, кстати, баек о своем «предке» не рассказывает, предпочитает скромно отмалчиваться, это Алена козыряет выдуманным родством на каждом шагу.

– Понятно. Но мне больше про категории первоклассников интересно, – сухо сказала Натка.

– Так это как раз Алена придумала, – повторила Марина. – У нее кроме Геры, первоклассника нашего, в Шоко-школе еще дочка учится – в шестом классе, так что Дельвиги уже в курсе всех правил и обычаев. Алена нам сразу сказала, на первом же заседании родкома: коллеги, нам надо выбрать козлят отпущения. Тех, кем пожертвовать можно, если понадобится срочно освободить место в классе для кого-то покруче. Мол, лучше мы сами определимся, кто у нас первый на вылет, чем оставим это дело на откуп учителя и администрации. Яна Арнольдовна, Яга наша, тетка неплохая, но училка она и есть училка, только в школьных делах и разбирается. Она кандидатов на вылет будет среди отстающих и неуспевающих искать, а это неправильно. Бывает, ребенок учится посредственно, но потенциальную ценность имеет огромную. Надо же, мол, учитывать совокупную стоимость различных семейных активов: и состоятельность, и положение в обществе, и связи, и, в конце концов, породу! – Марина захихикала, не замечая, что Натка совершенно не разделяет ее веселья. – Про породу она, конечно, сказала, чтобы выделить из общего ряда Геру Дельвига…

– И прочие члены родительского комитета с этим предложением согласились?

– А как же мы могли не согласиться? – искренне удивилась фрау Вагнер. – Мы же в родком пришли работать вместе на благо класса, находить общие решения, а не спорить с нашим председателем с самого начала!

– О, я прекрасно понимаю ваши мотивы, – холодно молвила Натка. – Не понимаю только, зачем вы это мне сейчас рассказываете? Общим решением вы зачислили моего сына в категорию «на вылет» и не ошиблись – Арсений действительно покинул Шоко-школу. Вы сейчас передо мной извиняетесь, что ли? Или грех замаливаете?

– Какой грех? – не поняла фрау Вагнер. – Что вашего сына в третью категорию определили? Так, милая, как же могло быть иначе – ребенок из неполной семьи, мама простая машинистка где-то в газете…

– Я сотрудник редакционно-издательского центра, опытный специалист по верстке!

– Это вы в резюме своем пишите, мы-то понимаем, кто чего стоит на самом деле, – отмахнулась Марина. – Ну в самом деле, что вы как маленькая? Скажите еще – «я человек хороший», как будто в нашем случе это имеет какое-то значение!

– Да я уже поняла, что не имеет.

– Вот и правильно! Впредь будете думать, как подкрепить свои позиции. А то пролезли в элитную школу каким-то чудом и полагали, что жизнь и дальше будет складываться волшебным образом. Ан нет, всегда найдется какая-нибудь Алена Дельвиг, которая поставит вас на место.

– Марина, простите, я еще раз прямо спрошу: вы мне зачем это говорите? Просто учите меня жизни? Вы, кстати, готовы повторить все это в суде?

– Ни в коем случае! – фрау Вагнер замахала руками, едва не перевернув чашку. – Я хочу, чтобы вы поняли: в ваших неприятностях с Шоко-школой виновата в первую очередь Алена Дельвиг. Если бы не она…

– Если бы не она… – повторила Натка, прозревая. – Вернее, если она не будет председателем родительского комитета, то это место сможете занять вы, так?

– Вы быстро учитесь, Наталья, – похвалила ее собеседница. – Да, у меня в этой истории есть свой небольшой интерес. Говоря откровенно, я буду рада, если нашу жэпэ задвинут в дальний угол.