— Ого… — Эви не нашлась, что сказать. — А путь доблести — это добровольное лишение головы?

Хотела пошутить, а прозвучало мрачно.

— Да. Я знал, что едва ли выживу. — Дегар не заметил иронии в голосе Эви. — Но если бы Раулар выслушал… Кто знает.

Эвелина зябко поежилась, положила голову на плечо Дегара. На самом деле она прятала глаза. Дегар не хотел умирать, он надеялся, что сможет договориться с королем. О чем? Одной Пресветлой известно. Он ведь не знал, что Райли избегает неприятных дел и поручает их своим советникам. Демон думал, что Райли настоящий король, а он… Просто мальчишка, волею случая занявший трон.

— А если я выслушаю? — робко предложила она.

— Однажды я тебе все расскажу. Но не сегодня.

«Ты ведь отпустишь Райли?» — хотела спросить Эвелина, но не решилась. Это был скользкий вопрос. Он сразу нарушит хрупкое равновесие, превратит уютную ночь в холодную и страшную.

— У вас есть дома? — сменила она тему на безопасную. — Или вы живете под открытым небом, как кочевники Коргестана?

— Дома. Они не похожи на дома шаари.

Эви все-таки ткнула Дегара локтем в бок: хватит, мол, обзываться. Тот, кажется, даже не понял, что Эвелина дерется, задумчиво потер ребро. Он размышлял о другом, вспоминал. Эви отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо. Глаза у демона сделались… Эви долго не могла подобрать слова. В них была печаль. Но печаль светлая.

— Песчаный купол и несколько этажей под землей. У каждого дома родовой костер, который никогда не гаснет. Говорят, однажды в нашем прежнем мире кто-то прогневал Джалгарра — потушил пламя, горевшее сотни лет. С тех пор мы были прокляты. Изгнаны. Наш мир заполнила тьма. И куда бы мы ни отправились — мир людей третий по счету, — она идет по пятам.

— Третий? — дернулась Эвелина. — Как третий? А куда делись предыдущие два?

— Их затопила тьма.

Эви ошарашенно уставилась на потрескивающее пламя, на летящие искры. Смотрела, смотрела и успокоилась. Легенды! Они есть у любого народа, даже у демонов. Сам-то Дегар родился уже в мире людей и не застал исхода. Мало ли что там бормочут старики. Хотя кто знает, сколько ему лет на самом деле.

— Сколько живут демоны, Дегар?

— Сыны Джалгарра, улиточка.

«Ладно, уел!»

— Сколько живут сыны Джалгарра?

— Чуть дольше людей, если не погибают в битве.

— А сколько лет тебе?

Вот сейчас как скажет — пятьдесят! Выяснится, что два раза целовалась со старикашкой. Зачем только спросила…

— Двадцать пять.

— Всего лишь! — воскликнула Эви, одновременно обрадованная и огорченная: обрадованная, что рядом с ней почти ровесник, огорченная тем, что он умер так рано.

— Немногим воинам удается дожить до этого возраста. — Кажется, Дегара задело это пренебрежительное «всего лишь». — Я успел увидеть жизнь.

Эвелину вдруг пронзила острая жалость по отношению к этим бездомным, несчастным созданиям, вынужденным поселиться посреди бесплодной пустыни, рыть норы, будто кроты, и радоваться даже той малости, что имеют. Неудивительно, что они отгрызают кусочки земли, ведь им нужно как-то жить, кормить детей… Ну почему все так несправедливо устроено! Люди правы, защищая свои границы. И демонов можно понять.

— Ты любил кого-нибудь? — услышала Эвелина свой голос, она и сама не ожидала, что произнесет вопрос вслух, покраснела.

— Привратникам нельзя любить.

— Но разве можно приказать сердцу? Обычно любовь не спрашивает позволения. Приходит, и все…

— Значит, не пришла, — помолчав, ответил Дегар.

— А какие они — ваши женщины?

Эвелина напрягла память, пытаясь вспомнить, как выглядят дочери Джалгарра. Она видела их только на картинке в учебнике. Поменьше ростом, рогов нет, на голове жесткие рыжие волосы. В силе они не уступают мужчинам и воюют с ними бок о бок.

— Сильные. Отважные. Выносливые.

— А как же вы выбираете пару?

— Когда женщина решает, что ей пора завести семью, она устраивает состязания среди достойных. А потом сама сражается с победителем. Если он одолеет ее, значит, брак состоится.

— Ух… — выдохнула Эвелина, вообразив эту эпическую картину. — Они, видно, действительно сильны.

Какой же, должно быть, слабой и жалкой она представляется Дегару. Оружие держать не умеет, готова свалиться в обморок от любой царапины, трясется от холода и постоянно хочет есть.

Неизвестно, о чем подумал демон, но снова поправил на ней полы плаща, закрывая похолодевшие руки, прижал к себе покрепче.

— Тебе стоит поспать. Уходить будем засветло. Егермейстеры не отступят.

— Да-да… Ну давай еще немного поговорим. Мы так хорошо разговариваем!

По лицу Дегара скользнула его странная полуулыбка.

— Давай.

— Моя очередь спрашивать, — сказал Дегар.

Эви подозрительно покосилась на демона, но отказать было бы нечестно, ведь до сих пор вопросы задавала она. К тому же она завела этот разговор, чтобы объяснить человеческое поведение, которое казалось демону странным.

— Что ты хочешь узнать?

— Почему ты все время бросаешь мне вызов? Ведь ты намного слабее, и я, несомненно, одолею тебя в состязании.

— Бросаю вызов? — нахмурилась Эви.

— Да… Как это на языке людей? Применяешь физическую силу. — Дегар указал на ребро, значит, понял все-таки, что Эви его треснула. — Если бы дочь Джалгарра бросила мне вызов, это означало бы только одно: она хочет, чтобы я победил ее и взял в жены.

— Что-о-о? — От возмущения Эви разинула рот, да так и застыла с отвисшей челюстью. — Даже думать не смей! У людей это значит совсем другое!

— Объясни, — невозмутимо потребовал Дегар.

— Ну… — Мейджи замялась: как ни крути, а выходило неладно. — Лупить кого-то, конечно, нехорошо, но иногда человеческие девушки осаждают так слишком настойчивых ухажеров, когда им не нравится то, что они делают.

— Что делают?

— Целуют без разрешения. Обнимают, — и добавила с нажимом: — Обзываются улитками!

Эви ожидала увидеть во взгляде Дегара непонимание, а заметила иронию. Такой прищур появлялся у него каждый раз, когда демон внутренне смеялся над ее словами.

— Нельзя целовать без спроса! — вспылила она. — Это слишком личное!

Демон внимательно посмотрел на мейджи, наклонив голову.

— Я выучил человеческий язык. Я научился читать и писать на языке людей. Я изучал ваши здания и устройство городов. Ваши картины. Вашу музыку. Но до сих пор не знаю, для чего людям это касание губ. Облегчить физическую боль? Нет. Душевную? Тоже не то. Это что-то больше. Но я не понимаю…