Здесь, если какие-то звуки и были, их заглушало журчание ручейков и щебет ночных птиц.

Вытерев о подол пальцы, жирные и липкие от утки с апельсинами, я шагнула в свою комнату и сразу принялась стаскивать с себя одежду.

— Ну и сколько можно вас ждать, юная леди? — Внезапно раздавшийся голос заставил меня подпрыгнуть на месте.

Отпустив подол рубашки, которую уже начала стаскивать через голову, я невольно потянулась за оружием, которого не было. Усталость и растерянность помутили зрение, и в первый миг я разглядела лишь фигуру в халате. Впрочем, халат оказался знакомый, он принадлежал моей подруге Шазад, но едва не лопался на широких плечах и был явно короток. Лицо скрывала куфия, локон песочного цвета выбился из-под неё и свисал на голубые глаза. «Сэм!»

— Какого гуля ты тут делаешь? — прошипела я, нервно оглядываясь, и опустилась на циновку напротив. — Тебя могли увидеть!

— Так многие и видели, — ответил он тоже шёпотом, приоткрывая лицо. На этот раз куфия была завязана правильно — видимо, моя подруга тоже не могла смотреть на такое безобразие. — Только мало ли в гареме женщин? — В самом деле, уж чего-чего, а их тут хватало. — Это Шазад придумала, не хватало ещё, чтобы тебя застали с мужчиной… но одежда её мне немного не по размеру. — Он неловко одёрнул халат.

— Ничего страшного, мне она тоже не совсем впору, — усмехнулась я и тут же нахмурилась. — Жинь так и не вернулся.

Это был не вопрос. Слова вылетели легко, не пришлось даже пробовать их на язык. Иначе Сэм не пришёл бы один.

Альб откинулся на подушки, закинув руки за голову, и лукаво подмигнул.

— Тот брат мятежного принца, о котором все ваши говорят? Небось предпочла бы увидеть его вместо меня на своей постели, а?

— Он вряд ли так легко сошёл бы за женщину, — парировала я и прищурилась: — Ты что, накрасился?

— Самую чуточку, — кокетливо поморгал он. — Тоже Шазад помогла.

— Должно быть, ты ей понравился, обычно она помогает только мне.

— Она так волновалась, когда ты не явилась вечером к Стене… Решила уже, что ты выкинула что-нибудь, как она выразилась, «в духе Амани» и попалась. Заставила весь лагерь паковаться, чтобы сниматься с места, если не встречу тебя до рассвета.

Увлёкшись беседой с султаном, я почти перестала опасаться, и со стыдом вспомнила, что рисковала не только собственной жизнью. Наш лагерь уже раз обнаружили, вполне достаточно.

— Я ждал так долго, — продолжал Сэм, — что уже и сам начал примерять личину Синеглазого Бандита навсегда… но, когда узнал, о каком-таком «духе Амани» шла речь, засомневался в себе. Ты правда бросилась прямо под копыта буракки? Так же и рёбра можно переломать.

— Подумаешь… — Я шутливо закатила глаза, но честно сказать, что подруга зря волновалась, не смогла. В конце концов, буракки и впрямь меня едва не затоптал, а сегодня я отличилась и того пуще — сидела с султаном и обсуждала принца Ахмеда! — Передай Шазад, что я жива и теперь могу разгуливать по дворцу… — Я придвинулась к нему и добавила ещё тише: — А потом скажи, что задержал меня султан, с которым я ужинала.

Альб в женской одежде разразился хохотом, рискуя всех перебудить. Стены в гареме тонкие.

— Интересно, о чём нынче мятежники болтают с султанами? — ухмыльнулся он. — Ах да, знаю, о погоде. Моя мать всегда говорила, что обсуждать политику за столом неприлично. Впрочем, погода у вас всегда одна и та же…

Я облизала губы, ощущая вкус апельсинов и думая о словах султана. Он старался остановить войну, а Ахмед, наоборот, приближал её. Мои сведения помогут мятежу, но могут повредить Мираджу.

— Султан задумал взять Сарамотай. — Приподняв подол рубахи, я вытащила из-за пояса карту с планом передвижения войск. — А вот схема снабжения… — Набросок доспехов Нуршема был в рукаве. — Через три дня пять сотен солдат двинутся на город через Ильяз… — Сэм с интересом наблюдал, как из моей одежды одна за другой появляются секретные бумаги, но обошлось без идиотских шуток. — Так много мы не остановим, Иззу и Маззу надо лететь вперёд, чтобы предупредить горожан. Они должны уйти оттуда.

— Куда?

— Не знаю. — Последней я достала из-за пояса шаровар карту Измана и с облегчением откинулась на подушки, вытянув ноги. — Либо всех надо увести, либо уговорить Ахмеда, чтобы велел Далиле скрыть на время от солдат весь город целиком. Шазад сообразит, что делать.

— Похоже, ты уже сообразила.

Я пожала плечами. Послушаешь с полгода, как Шазад с Ахмедом разрабатывают планы, поневоле наберёшься.

— Это ещё не всё… — Я стала пересказывать, что услышала на переговорах: войска двинутся и на юг, выискивая слабые места, но в основном для отвлечения наших сил — взять пока планируется один Сарамотай. — Когда начнётся наступление, здесь в городе солдат станет меньше. Шазад сказала, нашим нечего делать, вот и появится возможность. Вот… — Я показала на карту Измана с красными точками. — Не знаю, что это такое, пускай разбираются.

«Каждая из добытых бумаг поможет нам в войне с султаном, — подумала я, — но грозит нарушить хрупкий мир с чужеземцами. Неужели я предаю интересы своей страны?»

Получив разрешение покидать гарем, когда захочу, я старалась проводить там как можно меньше времени. Будь дворец заброшенным посёлком вроде Пыль-Тропы, меня бы это не остановило, лишь бы там не было Кадира, Айет и остальной стаи его жён.

Каждый день с утра меня забирал султан, и я проводила несколько часов на его встречах с чужеземными делегациями, с каждой по отдельности. Альбийский посланник, у которого бледные руки со старческими пятнами тряслись так, что не могли удержать перо, как-то сказал своему писцу, что я похожа на его внучку. Этот не врал так нагло, как галаны, но всей правды тоже не говорил и, несмотря на доброе лицо, тоже пытался ловчить. Сичаньцы прислали вместо посла какого-то генерала, непрерывно сверлившего меня недоверчивым взглядом.

Я сидела чуть позади и справа от султана, так что он мог видеть моё лицо, когда кто-то говорил, и определять, лгут ему или нет. Так благодаря мне переговоры о перемирии проходили честно, а заодно я узнавала всё, что можно: где вдоль наших границ расположены чужеземные войска, кому доверяет султан и что знает о мятежниках.

Его сын Рахим, брат Лейлы, также присутствовал на каждой из встреч, но говорил редко и только по просьбе отца. Несколько раз я ловила взгляд принца, направленный на меня.

Вскоре выяснилось, что полностью избавиться от Кадира мне не удалось. Султим то и дело являлся на переговоры, усаживался за стол и, в отличие от своего брата, высказывался по любому поводу без спроса. Помощникам султана оставалось лишь беспомощно закатывать глаза. Наследнику трона одному удавалось вызвать Рахима на спор, и когда два принца сталкивались, летели искры. Я помнила слова султана, что Рахим мог бы хорошо править, не будь он подвержен эмоциям, но пока наблюдала только одну — ненависть к Кадиру.