Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Саскэ, — пробурчала храмовница, а потом добавила: — Я сейчас приду. Осмотрюсь.
Она направилась в сторону леса, а перешагнув пепельный круг, начала водить рукой и выкрикивать «Идемони», отчего эти никчёмные потеряйцы завопили и бросились в разные стороны.
— Прочь, твари! Прочь!
Девушка достала фальшион и начала рубить им попавшиеся на пути ветки. Будь проклята эта гвардия! Будь проклят тот зверь, что только мешает жить! Правильно делали раньше, что топили негодных! Зачем так жить?!
Кровь бурлила в жилах, и зверь рвался наружу. Хотелось задрать лицо к небу, распахнуть оскаленную пасть и зарычать на всю округу. Хотелось царапать древесную кору голыми пальцами, срывая в кровь ногти. Печать на коже пылала огнём, словно её только-только поставили калёным железом.
А потом пришли слёзы.
Катарина даже не сразу почувствовала чужие руки на своей талии. Хотя через кольчугу и поддоспешник сложно что-то почуять. Но это прикосновение обожгло её, заставив застыть, как вкопанную.
— Вот ты дура, — тихо произнёс Юрий и прислонился к спине лбом…
* * *
— Товарищ генерал, разрешите доложить?
Пётр Алексеевич оторвался от документов и поглядел на девушку лет двадцати пяти. Высокая, одетая в короткое дорожное платье и серый кевларовый поддоспешник поверх него, простёганный по местному обычаю наклонным квадратом, с натянутыми на ноги полосатыми чулками и обутая в высокие сапоги с подвёрнутыми голенищами она казалась местной. Даже в косах заплетены жетон — один с вычеканенным гербом войсковой разведки — летучая мышь на фоне глобуса, второй оформлен, как стилизованный погон для капитанского звания, продольная полоска и четыре звёздочки.
— Садись, Леночка, — ответил генерал и показал на стул.
Девушка села и заговорила.
— Товарищ генерал, мы нашли пропавшую топогеодезическую партию. Как и предполагали, их ограбили и взяли в плен. Жертва только одна. Разбойный отряд ликвидировали. Метки ночных охотниц по новому требованию на трупах оставили.
— Хорошо. Отдохните пока.
— Есть, товарищ генерал. Разрешите вопрос? — поправив лежащий на столе листок бумаги, — спросила девушка.
— Да.
— Когда уже наиграются с этими прогрессорами? Уже устали их из задницы вытаскивать. Почти всё, что может случиться, случается именно с ними. Топографы — просто исключение какое-то.
— Леночка, — вставая с места, протянул генерал, заговорив с девушкой, как с ребёнком, — во-первых, это общественное мнение. А во-вторых, ты слышала историю с лошадьми?
— Да. Это что-то триста лет назад. Типа проклятья, — улыбнулась разведчица.
— Нет. Это год назад. Притащили вратами десять коняшек, для экспериментов. А на следующую ночь нашли их в состоянии, словно они в авиакатастрофе побывали. Фарш по стенам. Погибли вместе с обслуживающим персоналом, и никто ничего не видел. И это на закрытой и строго охраняемой территории. Естественно, инциденту присвоен гриф совершенно секретно. А местные осведомители шепнули, что проклятье, о котором ты заикнулась, ещё не потеряло силу. Мы должны понять, с чем имеем дело, и добиться, чтобы нас ещё чем-нибудь не прокляли. Поэтому прогрессоры нам важны. И мы будем печатать глупые комиксы, продавать матрёшки, дарить шапки-ушанки, угощать картошкой на ярмарках и спонсировать приюты и лечебницы. А светлые халумари будут нести мир и дружбу в это средневековье. И именно поэтому, Лена, ты будешь лезть в самую задницу и вытаскивать их оттуда. Я доходчиво пояснил?
— А я уже рассказывала, как со стрелой в заднице убегала от ста нинбурцев? — идя рядом с бычком, спросила Урсула.
Все уже устали под утро. И Катарина, шедшая немного впереди, и Лукреция, которая тяжело дышала, держась рукой за одну из петель на тенте фургона, и я. Чёртовы туфли-пу́лены с длинными носами постоянно цеплялись за травинки, и мешали идти. Только неугомонная Урсула несла на плече свой двуручник, замотанный в мягкую кожу вместо ножен, и рассказывала свои солдатские байки, которых оказалось очень много. Даже немного завидно такой насыщенной жизни.
— Да, — тихо пробурчала Лукреция, — про то, как она тебе на полпальца мякоть проткнула, все уже слышали.
— Полпальца? — возмутилась мечница. — Да она мне седалище насквозь пробила.
— Тоже слышал, что наконечник воткнулся только на палец, — ухмыльнулся я, потерев лицо. Глаза щипало от недосыпа и в голове шумело. Словно тараканы в ней забастовку устроили с криками: «Даёшь профсоюз и нормированный рабочий день». Только один, самый трудолюбивый, твердил, что ботинкам приходит пипец, и у них вся кожа на носках стёрлась, что я порчу казённое имущество. — А ещё я слышал, что ни́нбурцев было до этого всего десять. И что выпила ты тогда полведра пива.
— Я трезвая была, как святая Лидия! И нинбурцев точно сто было! Да пусть меня богиня удачи поразит, если вру! — снова возразила мечница, даже развернулась на ходу и похлопала себя кулаком по груди.
При упоминании о богине удачи волшебница вздохнула, а шедшая впереди Катарина тихо хихикнула.
— Что смешного?! — взорвалась Урсула, отвернувшись от меня. — Я сейчас тебе, драная кошка, морду набью!
— Да всем известно, что двуликая не прощает только две вещи — игорный долг и клятву на спор.
— Ты хочешь сказать, что я вру?!
— Нет. Что у тебя, как у заядлой охотницы, с каждым разом кролик всё больше на быка похож становится по размерам, — отозвалась Катарина. Было видно, как она на ходу наклонилась, быстро выпрямилась, и что-то швырнула. Впереди раздался всплеск. — Там лужа глубокая. Не высохла ещё, — пояснила девушка.
— Значит так, иду я как-то с девками. Тогда магистрат собирал терцию, западных соседей припугнуть, — ни с того ни с сего начала новую байку Урсула, — лужа всего шаг шириной, а там голова целого гиппопотама торчит. Пасть с клыками, что моя рука. Морда шире моей бедной задницы. Гляжу и думаю, как он там поместился? Да соседи. Мы нечаянно их крепость взяли. Они сами дверь распахнули, даже биться не пришлось.
Я поглядел на едва заметный при свете звёзд силуэт женщины. Да, если так сравнивать, то морда у зверя действительно большая была.
— Не водятся у нас гиппопотамы, — пробурчала Лукреция, а потом стало слышно, как она начала что-то грызть. До меня донёсся запах моих карамелек. Не иначе Урсула всем раздала. Щедрая до чужого добра женщина, однако.
— Эта… вот и я думаю, откуда он там был. Но на всякий случай обошли подальше. А то говорят, что этот зверь на рыбу охотится вот так. Как пустит пузыри погромче, вся рыба кверху всплывает глушённая. Да что там рыба, все кролики на берегу дохнут, а птицы в воду падают.
— Тётя Урсула, — перебил я наёмницу, — а ты на пушечном ядре не летала верхом? А сама себя из болота за косу не вытаскивала?