— Львица не женщина. Да, не женщина, — неуверенно произнёс ближайший хриплым голоском, замотанный в обрывки чьих-то одежд.

— Львица не человек, — поддержал другой. — Львица обманет?

— Да, львица не даст, — пискляво выкрикнул третий.

— Обманет! Обманет! Обманет! — заверещали потеряйцы, как стайка обезьянок.

Катарина улыбнулась. Конечно, не даст, иначе не отстанут. Но в разговор вмешался Юрий. Он швырнул в темноту горсть медяшек, отчего вопли радости ночных духов заставили храмовницу поморщиться. Такими громкими они были.

— Прогоните их, спать мешают! — раздался за спиной сонный голос волшебницы.

Но халумари не обратил внимания. Он вздохнул и сделал шаг за пепельный круг.

— Вы знаете, кто я?

— Человек? Он тоже человек! — заверещала толпа. — Человек дал подарки!

— Подарки! — заорал кто-то из этой толпы духов.

— Я дам ещё, если скажете, что было перед тем, как напали разбойницы.

— Люди все одинаковые.

— Говорите! — выкрикнул Юрий. — Иначе не дам больше.

Вместо ответа раздался многоголосый вопль возмущения. Как это, он не даст?

Катарина поправила одеяло и усмехнулась.

— Они глупые. Они уже не помнят, что было час назад.

— Да, ты, наверное, права, — кивнул в ответ халумари, и пробурчал на своём непонятном языке.

— Я помню. Я помню, — выскочил из тьмы один потеряец и замер в двух шагах от круга.

Существо замолчало на мгновение, а потом продолжило. Оно заговорило совсем другим голосом, как нобейская птица попугай, повторяющая слова за другими. В этом голосе едва угадывалась человеческая речь и приходилось вслушиваться.

— Запомните, халумари должен быть живым.

Потреяец снова и снова повторял чужую фразу, пока не надоело. И тогда запищал своим голоском: — Она сказала запомнить. Я запомнил.

— А как она выглядела? Кем была?

— Люди все одинаковые, — нетерпеливо протягивая ручонки за наградой, ответил дух.

Юрий улыбнулся и бросил на траву ещё одну горсточку монеток, отчего тьма разорвалась воплями: «Дай! Моё! Не дам!»

Вот только смешно уже не было. Катарина опустила взгляд. Это действительно оказалось погоней. Цели неясны, но нужно принять меры, и исходить из худшего.

Мимо неё молча прошёл халумари. Он остановился у костра, подобрал с земли веточку, кинул в пламя. Потом с какой-то весёлой обречённостью поднял руку, а опустив громко сказал на своём языке нечто вроде: «А-а-апофик, авос пронесо».

— Катарина, — повернулся он к девушке. — Ты же училась не на простую воительницу. Как бы ты поступила, если бы тебе приказали перехватить послов?

— В одиночку или прайдом?

— Прайдом? — уточнил Юрий. — Прайд, это в смысле гордость?

— Нет. Это в значении малый отряд львиной гвардии. От трёх до семи воительниц.

— Ясно. Ну так как?

— Сперва узнали место. Назначили дозорную. Которая бы всегда следила за врагом. По темноте сделали бы обстрел из луков, арбалетов или аркебуз, ранив или убив как можно больших, потом бы отступили, если нет приказа убить немедля. Вылазкой можно узнать истинные силы врага. И раненые бы задержали поход.

— Ага. Разведка боем. Так же поступил и неприятель, — ухмыльнулся Юрий, а Катарина покачала головой. Она даже поморщилась от сравнения с этим отребьем. Как можно сравнивать львиную гвардию с разбойницами?

— Если бы напал прайд, мы были бы мертвы. Даже одной львицы хватило бы, — обиженно ответила девушка. — Попасть стрелой в глаз с сорока шагов для львицы легко. Две стрелы на удар сердца. За два удара сердца все мертвы.

— Темно, — пожал плечами халумари. Он иногда говорил умные вещи, а иногда такие глупости. Как ребёнок.

— Даже я вижу в темноте втрое лучше простой женщины. Истинной львице хватит ясного звёздного неба, чтоб попасть в силуэт человека на сотню шагов.

— А ты почему луком не пользуешься, если такая? — спросил он и назвал чудное слово «профи».

— Не люблю. Просто не люблю.

— Эта… юн спадин, а чё делать будем, если эта вдельно погоня? — спросила Урсула, поглядев на подошедшую к ним волшебницу. Та зевала, но очень внимательно слушала разговор.

— А что бы сделала львиная гвардия, если бы за ней шли? — с усмешкой спросил Юрий, поглядев на Катарину. — Или ты не гвардия?

— Я гвардия! — повысила голос девушка, а потом покраснела. Так стыдно попавшись в очередной раз в это самое «на слабо». — Гвардия бы сделала ловушку на преследователей. Костёр. Несколько чучел. А потом перебила бы нападавших, ударив со стороны.

— Бычка не спрячем и фургон. Эта… бычка прятыть перво дело, — наклонившись, подхватив двуручный меч и положив его на колени, сказала Урсула. — Если бычка ранить, мы не двинемся дальше. Я телегу не потащу. Опять же, подпалят фургон — мы считай не дошли.

— Тогда идём ночью, — предложил Юрий.

— Как ночью? — спросила Лукреция, глянув в лес. — Я не пойду ночью.

— Я за, — кивнула Урсула и кинула в огонь толстую ветку.

— Я тоже, — согласилась Катарина, — они либо готовят к рассвету повторное нападение. Либо засаду впереди. В любом случае мы испортим им задумку.

— Я не пойду ночью! — повысила голос Лукреция.

— Тихо ты, — выдавил из себя Юрий и приложил палец к губам. — Не кричи. Ты что, темноты боишься?

— И что? — огрызнулась волшебница, сложив руки на груди. В то время как Урсула несколько раз хрюкнула в ладонь, давя смех, заставив Лукрецию засопеть. — Сейчас голову раздавлю, — прорычала она, зло глядя на мечницу.

— Тётя Урсула — могила, — ответила женщина и снова зажала рот ладонью, но скорее, чтоб скрыть улыбку, чем от страха. Хотя смеяться ей опасно, волшебница в ярости действительно может убить наёмницу. Катарина тоже улыбнулась. Забавно, дева старшее её, а как маленькая девочка. Ладно бы одна. А здесь целый отряд. Чего бояться?

К магессе подошёл Юрий, его глаза на мгновение остановились на вырезе платья, заставив прилить кровь к лицу Катарины, а сердце нехорошо ёкнуть. Но халумари достал из кармана маленький волшебный огонёк и протянул Лукреции.

— Здесь жмёшь — горит. Ещё раз — гаснет. Но не надо без нужды зажигать, ночью издали видно.

Он вложил огонёк в руки магессы и снова задержал взгляд на вырезе платья.

Катарина прикусила губу и опустила глаза на свою грудь, которая была меньше, чем у волшебницы. Всем известно, что мужчины выберут ту, чья грудь больше. А у Лукреции и лицо ухоженное и без шрама. И вон какие глазищи.

Катарина отвернулась. Ей было обидно. Обидно до глубины души. Настолько, что она захотела по возвращению разорвать договор с полупризракми. Вот зачем ей это? Она и в другом месте деньги найдёт. И заколдованную заколку пасио́ну Юрий не для неё взял. Он уже тогда на сиськи этой магички заглядываться начал.