Еще более важный шаг был сделан 2 августа 2009 года, когда был принят Федеральный закон № 217, разрешающий коммерциализацию результатов исследований, созданных в бюджетных образовательных и исследовательских учреждениях, с сохранением прав на интеллектуальную собственность теми учреждениями, где проводились эти исследования. Это была попытка скопировать американский Акт о внесении поправок в законы о патентах и товарных знаках от 1980 года, который еще принято называть актом Бея – Доула. Согласно ему университеты могли сохранять за собой права на интеллектуальную собственность и на результаты своей исследовательской деятельности. После его принятия во многих американских университетах открылись офисы передачи технологий, стимулирующие коммерциализацию результатов исследований.

В последние годы в России с большим энтузиазмом восприняли идею офисов передачи технологий. В некоторых случаях этот энтузиазм даже превосходил американский. Некоторые в США критически воспринимают акт Бея – Доула: они опасаются того, что стремление к коммерциализации скажется на основной образовательной функции университетов. Но в России к подобной критике не прислушиваются{196}. К тому же в России существует ничем не оправданное мнение, что в США вопросы интеллектуальной собственности по-прежнему находятся в центре горячих обсуждений, особенно в таких областях, как цифровые технологии{197}. Для России характерна тенденция к слепому копированию «завершенных систем» из других стран без понимания того, что эти системы вовсе не идеальные, что они находятся в постоянном развитии и содержат в себе острые противоречия. В своем порыве развивать коммерческое применение результатов научных исследований университетов и других исследовательских учреждений русские часто упускают из виду, что в большинстве западных университетов действуют жесткие правила, не допускающие неправомерного использования этих привилегий, коррупции, которая уже стала основной российской проблемой.

С наглядным примером этого я столкнулся в 2010 году, когда посещал факультет вычислительной техники одного из ведущих российских государственных университетов. Я узнал, что один из профессоров факультета параллельно возглавляет успешную частную компанию по разработке программного обеспечения. Когда я спросил его, где находится офис его компании, он ответил: «Здесь, в университете». Другими словами, профессор попросту использовал оборудование, коммуникации и студентов государственного вуза в целях собственного бизнеса. Я поинтересовался, не считает ли он, что что-то должен платить университету за пользование его электроэнергией, помещениями, компьютерами, кадрами. На что он ответил: «Я ему ничего не должен. Они должны быть рады, что я у них работаю». Сопровождавший нас американский юрист был поражен и заметил: «По сути, здесь вообще нет никаких правил». Хотя мой родной институт, MIT, – известный коммерциализатор исследовательских результатов, подобное злоупотребление там было бы невозможно.

Таким образом, хотя за последние 20 лет Россия и добилась значительного прогресса в развитии законодательства в области патентного права, интеллектуальной собственности и коммерциализации технологий, ее законодательная система по-прежнему остается очень уязвимой и запутанной. Патентные законы до конца не апробированы, существуют неразрешенные противоречия между ними и остальной правовой системой. Предприниматели, профессура университетов, государственные служащие – все с легкостью нарушают правила игры, поскольку никто не знает точно, каковы они. Предприниматели не чувствуют себя в безопасности, опасаясь, что если они приобретут слишком много власти и влияния, государственная машина обратится против них, как это произошло с одним из самых богатых и талантливых бизнесменов постсоветской России Михаилом Ходорковским. России еще предстоит проделать длинный путь, прежде чем в ней будет выстроена адекватная правовая система, регулирующая область инноваций и предпринимательской деятельности.

Очевидно, что влияние правовой системы на инновации не ограничивается только патентным правом. Предприниматели должны чувствовать себя защищенными законом во всей своей деятельности, а не только в использовании инноваций. Люди, обвиненные в преступлении, должны чувствовать, что у них есть шанс на оправдательный приговор. Тот факт, что вся российская правовая система подвержена политическому влиянию и что судьи не являются по-настоящему независимыми, поднимает гораздо более масштабные вопросы, чем законодательство в области патентования и интеллектуальной собственности.

Отсутствие адекватной законодательной базы в области патентования является настолько очевидным препятствием к коммерциализации технологий в России, что некоторым может показаться, что это наиболее важная проблема из всех. Недавно один популярный автор назвал патентную систему «самой влиятельной идеей в мире», описывая ее как систему, которая, по словам Авраама Линкольна, «добавила топливо интереса в огонь творческой мысли»{198}. Между тем возведение патентной системы в статус важнейшего стимула для развития инноваций является явным преувеличением. Правовая защита изобретений – один из многих побудительных моментов, необходимых для технологического прогресса. Поведенческие, социальные, экономические и политические препятствия играют в России настолько же значимую роль, как и отсутствие эффективной патентной системы. Изобретатель, даже с патентом, который не может найти инвесторов, обречен на неудачу. После тщательного анализа становится очевидным, что причина, по которой Черепанов, Яблочков, Сикорский и Лосев не смогли добиться успеха в России, заключалась вовсе не в отсутствии патентной системы, а в недостатке интереса и поддержки со стороны инвесторов. В царской России инвесторов не существовало как класса, в советской России он был под запретом, а в постсоветской России пока еще очень слаб.

Какой тип экономической системы стимулирует инновации? В последние десятилетия западная экономическая мысль делает акцент на «инновационной экономике» в противовес классической экономической теории Адама Смита и «смешанной» теории Джона Мейнарда Кейнса. В условиях инновационной экономики основой роста являются технологические изменения, приводящие к росту производительности труда. Накопление капитала, которое раньше экономисты часто называли драйвером роста, теперь считается менее важным, чем инновации. Сегодня мы говорим об «экономике знаний».