Сиринши вздернула подбородок:

- Тогда ладно, великий и могущественный колдун! Уничтожь меня, если должен!

Маг Высокого Суда Илимитар недоверчиво посмотрел на нее, потом коротко и грубо бросил:

- Запросто.

Копья тройного заклинания пронзили ее. Сиринши стояла неподвижно, прикусив губу, хотя зрачки ее глаз расширились. После того как заклинание стало затухать, тело волшебницы задрожало.

Илимитар наблюдал. Нет, не его была вина, что за прошедшие столетия она свила, слой за слоем, так много охраняющих и покровительствующих чар. Они сохраняли ее живой дольше, чем это было возможно, поэтому теперь ей оставалось только перетерпеть боль.

Она опустила голову, закрыла глаза и стояла, тяжело дыша. По лицу из-под закрытых век струилась кровь и капала на каменные дребезжащие плиты пола. Ноздри Илимитара трепетали от отвращения при виде страданий Олуэваэры. Теперь, значит, страдания, да? Пожалуй, стоит ускорить дело.

Его следующее заклинание, луч чистой энергии, должно было превратить ее в горсть золы. Когда оно стихло и безумный эльф смог взглянуть на результаты своего гнева, камни расплавились аккуратным, ровным кругом. Сиринши стояла в его середине по щиколотку в каменной крошке, чернеющая. Все волосы ее сгорели, но она все еще стояла и продолжала дрожать.

Какое грязное соглашение заключила эта чародейка с человеком? Илимитар метнул заклинание, которое когда-то его наставница категорически запретила ему использовать: оно вызывало Голодного Червя.

Червь возник внезапно. Он свернулся в кольцо вокруг руки Сиринши, затем скользнул на живот и немедленно принялся с хрустом вгрызаться в горелую плоть. Илимитар вздохнул в надежде, что все закончится быстро. Ему еще надо удостовериться, и как можно скорее, что человек уже мертв, а потом до наступления темноты вернуться, чтобы судить коронеля. Он досадовал, что застрял здесь со Сиринши, внутри совместной сверхмантии, до тех пор, пока один из них не умрет.

В самом деле, очень жаль. Колдунья была хорошей учительницей - довольно строгой к шалостям, когда в разгар лета юные эльфы сбегали перехватить меда, или погрызть ягод, или поохотиться за совиными яйцами. Она не должна была унизиться до такого предательства. Чтобы восстановить свою молодость, Сиринши применяла любые средства. Но якшаться с человеком? Это непростительно! Если она хотела этого, то почему просто не покинула Кормантор? Зачем разрушать королевство? Зачем…

Червь уже в значительной мере сделал свое дело. Он еще не касался головы и конечностей, да и зачем, когда ему для пира предложено все тело. От волшебницы теперь осталось немногим больше чем лоскутки кожи на обглоданных костях. Как же получается, что она все еще стоит?

Илимитар нахмурился и метнул в нее стаю из небольших, но мощных молний - ими можно было свалить лесоруба. Ее выпотрошенное тело все еще стояло.

А у него почти не осталось полезных для сражения заклинаний. Он нахмурился, поднял с пола жезл и стал жечь ее изумрудным огнем до тех пор, пока скипетр не погас, совершенно иссякнув. Маг Высокого Суда и не знал, как мало в нем оставалось магии. Это могло обернуться катастрофой. А если так, то…

Разоренное тело Сиринши все стояло. Должно быть, она еще жива… Впрочем, он знал, что жива, и для этого ему совсем не нужно было ее касаться… хотя бы кинжалом. Наверное, это что-нибудь из тех хитростей, которые были известны старым чародеям. Лучше просто сдуть ее в небытие.

Он щелкнул пальцами и произнес нужное слово. Вдруг посох в его руках, длинный и черный, покрылся сеткой серебристых рун. Он дождался, пока жезл, монотонно гудя в его руках, пробудится окончательно, - ах, это восхитительное ощущение власти! - и послал раскаленную добела смерть в неподвижного противника.

Всего через несколько мгновений посох затих. Илимитар нахмурился, попытался послать луч еще раз и обнаружил, что посох умер. Сейчас это был не более чем кусок темной древесины. В замешательстве он отбросил его прочь, и в руках его возник следующий жезл. Теперь он мог призвать только два новых жезла. Может быть, сверхмантия убивает их? В судорожной спешке он воззвал ко всем их угасающим силам.

Тело, стоявшее перед ним, начало превращаться в сморщенный кожаный мешок, стало серым и розоватым. Но оно все еще стояло.

Хмыкнув от раздраженного изумления, Илимитар вызвал сначала один, потом другой жезл. Когда и они затрещали, засияли смертью и выдохлись, не успев разгореться, первое холодное предчувствие наполнило его рот, потому что Сиринши все еще была на ногах.

Ее разбитая голова повисла на сломанной шее, но в кровавых, чернеющих ямах черепа вдруг открылись глаза. Они показались ему двумя бесконечно глубокими дырами, наполненными сверкающим пламенем. Сломанная челюсть встала на место, а потом рот каркнул:

- Ты закончил, Лайми?

- Коллерон, спаси и сохрани! - вскричал маг в неподдельном ужасе. Неужели она сейчас двинется к нему?

Да! О боги, да!

Он закричал, когда растерзанное тело тронулось вперед, выбираясь из ямы раскрошенного и тающего щебня и ставя обрубки ног на каменные плиты. Он отшатнулся и закричал:

- Остановись!

- Я не хочу этого делать, - печально призналось искалеченное существо, медленно и неуклюже двигаясь к нему,- Боюсь, это был не мой выбор. Сражение начал ты, Лайми!

- Не называй моего имени, грязная ведьма! - взвыл маг Высокого Суда, трясущимися пальцами ухватившись за последнее из своих заклинаний. Это было кольцо из цепи прекрасной работы. Он надел его на один из пальцев и указал им на соперницу. Палец начал стремительно превращаться в длинный, быстро растущий, похожий на крюк коготь. - Ты служишь врагу королевства, и тебя необходимо уничтожить, чтобы Кормантор жил!

Кольцо вспыхнуло, из него вырвался луч - последний, черный, смертельный.

Движущееся тело приостановилось, задрожало еще сильнее, а Илимитар истерически засмеялся от сумасшедшего облегчения. Да! Наконец-то все было кончено! Она падала!

Растерзанная Сиринши обрушилась на его плечо и заскользила вниз, но, падая, губами проводила по его телу.

Это было всего лишь мгновение, но и от этого Олуэваэру Эстелду неудержимо вытошнило, потому что сверхмантия хлынула внутрь ее останков и пропала.

В следующий момент она стояла на коленях, снова целая, перед сраженным Илимитаром, который напоследок получил обратно каждое заклинание, каждое волшебство, которое метал в нее: мантия-то у них была общая.

И все-таки как она ненавидела это заклинание! Оно было так же жестоко, как беспощаден был много веков назад тот маг эльфов, который его изобрел. Он был почти такой же дрянной, как Халгондас со своей сверхмантией. Метатель этого заклинания должен почувствовать всю ту боль, которую причинял своей магией. Илимитару не следовало бы слишком увлекаться разрушением и приносить боль, от которой сходит с ума любой маг. Кроме одного. Кроме старой Сиринши.