– А как же твоя нога?

– Да нормально уже все. Ты подстрахуешь, если чего.

Лаз оказался трубой с вбитыми по стенкам ржавыми скобами. Датчанин каждую секунду боялся, что какая-нибудь из них обломится, и он сверзится обратно, но, к счастью, обошлось. Взбиравшийся первым Каскадер откинул крышку люка, высунулся осторожно наружу и, видимо, не углядев поблизости никакой опасности, выбрался. Затем тихонько стукнул по трубе – дал знак вылезать Датчанину.

Тот выбрался из люка, и тут же темная ночь обрушилась на него всеми своими звуками. Сначала ничего разобрать во мраке было невозможно, но когда глаза привыкли, сталкер увидел блеск воды. Шумел ветер в ветвях деревьев, росших на склоне холма, у подножия которого они стояли. Прямо перед ними была река, мост, где скопилось множество ржавых автомобилей. Кутузовский проспект уходил вдаль – мертвый, безмолвный. Впрочем, не такой уж безмолвный и необитаемый – какие-то тени передвигались вдали огромными прыжками, один раз загремело железо, точно кто-то пытался раскурочить автомобиль – вскрыть, как консервную банку.

Оглянувшись назад, Датчанин опознал бульварчик, который тянулся от моста через реку вверх, к Садовому. Река в этом месте делала петлю. Напротив, на том берегу, возвышалась гостиница «Украина». Черные провалы окон выглядели зловеще. Еще дальше, по правую руку, можно было различить башни Делового центра. Их окутывал туман, и все это очень напоминало какой-то Мордор. Не хватало только отважного хоббита, который мотался бы по руинам со своим кольцом, прикидывая, как получше от него отделаться. Датчанин вспомнил рассказ Ники о колдуне и тихонько засмеялся.

В реке кипела какая-то своя, таинственная жизнь. Доносились всплески, точно гигантские русалки, расшалившись, били по воде хвостами. В одном месте Сергей увидел слабое свечение, идущее откуда-то из-под воды.

– Что это? – озадаченно спросил он.

– Хрен его знает. Может, организмы какие светятся. А может, какой-нибудь бедолага тачку к делу приспособил. Прокатиться решил, да в реку и навернулся. А фары до сих пор горят, – хмыкнул Каскадер.

Их вернул к реальности хриплый крик сверху. Саша дернул сталкера за рукав, указывая на стену ближайшего дома, обращенную к реке.

– Вичухи. Они, паразитки, прямо в квартирах приспособились гнезда устраивать. Тут им хорошо – река рядом, пищи полно, вид отличный на окрестности. Ты поаккуратнее. Видишь вон тот балкончик?

Датчанин проследил, куда указывал напарник. На балкончике вроде валялись какие-то лохмотья.

– Все, что от Веньки осталось. Друг у меня был, ходили с ним вместе пару лет. А потом уволокла его летучая гадина, я и охнуть не успел. Теперь вот, как выхожу, здороваюсь с ним. По-глупому парень погиб. Говорил я ему: «Не щелкай клювом, внимательнее будь наверху».

Вичуха вдруг, издав еще один хриплый крик, взлетела и принялась кружиться над ними.

– Давай вниз, – крикнул Каскадер.

И они буквально ссыпались обратно в трубу, закрыв за собой крышку.

– Ладно, я тебе просто место хотел показать, – отдышавшись, сказал Саша, когда они спустились в туннель. – Эти гады крылатые нам тут жизни не дадут. Пойдем дальше, к Плющихе.

На улице со смешным названием Плющиха было вроде бы спокойнее. Она казалась словно бы запертой со всех сторон, затерянной во дворах. Отсюда можно было выйти к Смоленской улице, а там уже и до метро было недалеко. Но выходить туда они как раз и не собирались – их беспокоила не столько возможная встреча со сталкерами Смоленской, сколько вичухи, свившие гнезда на высотке бывшего МИДа. Напарники двинулись в противоположную сторону, где вдали угадывались кроны огромных деревьев и откуда временами раздавался угрожающий рев.

– Это там, где Девичье поле, что ли? – спросил Датчанин.

– Ну да. Резвится хищник какой-то. Да ты не переживай, мы туда не пойдем. Запомни – те, твари, что покрупнее, по дворам и улицам шастать не любят, им простор нужен. Знаешь, где их немерено? В Нескучном саду по ту сторону реки. Потому я по Ленинскому проспекту ходить не люблю – там же этот Нескучный сад параллельно тянется, и они то и дело выползают на разведку. Ладно, пошли в аптеку сперва.

Они осторожно миновали арку, ведущую во двор, и зашли в следующий подъезд. Поднявшись на несколько ступенек, повернули направо и оказались в зале со стеклянными витринами и горшками с землей, из которых кое-где еще торчали засохшие растения. Некоторые витрины были опрокинуты, везде валялись картонные коробочки, пластмассовые баночки, стеклянные пузырьки, под ногами хрустели ампулы. Датчанин обомлел:

– Тут же целое богатство! Ни фига себе!

Он принялся сгребать блистеры в рюкзак, мельком поглядывая на названия, чтобы не набрать каких-нибудь редких и специфических лекарств. В метро ценились антибиотики, перевязочные и обеззараживающие средства. Набив полный рюкзак, сталкер все еще вертел головой по сторонам, но Каскадер уже тормошил, торопил:

– Ну, хватит. Не жадничай. Не марганцовкой единой сыт человек. Живы будем – еще сюда заглянем.

– И как до сих пор не растащили-то? – удивился Датчанин.

– А кому было растаскивать? Тут, правда, не так далеко Смоленка, но до нее минут пятнадцать все же топать. Местечко такое – на отшибе. Смоленские-то сначала ближайшие магазины опустошали. А потом, когда на МИДе вичухи начали гнезда вить, им и вовсе несподручно стало так далеко забираться. Теперь сюда только подземельями можно пройти. Я-то про это место давно знаю, но мне одному много ли надо?

Вновь выйдя на улицу, Каскадер указал Датчанину на арку, которую они миновали.

– Давай еще по квартирам походим. Подъезды-то во дворе – придется туда. Но мы далеко не пойдем, ближайший осмотрим.

Прижимаясь к стене, они прошли в арку, потом свернули налево. Прямо перед ними возвышались толстые стволы деревьев, ветер шумел в листве. Кто-то завозился высоко в ветвях, уронил на сталкеров несколько веток.

Дверь ближайшего подъезда была зазывно полуоткрыта, и Каскадер осторожно посветил внутрь фонариком, в то время как Датчанин держал под прицелом дверной проем. Но никто не выскочил оттуда им навстречу, не было никаких признаков жизни, и напарники вошли внутрь и поднялись по ступенькам.

В первой квартире поживиться было практически нечем. Нет, мебель там стояла богатая, со стен свисали ковры. Но все это давно пришло в негодность, покрылось плесенью. А запасов на кухне хозяева почему-то не держали – может, когда-то заказывали еду на дом. Где у них хранились лекарства, тоже было непонятно. Датчанин на всякий случай сгреб в карман какие-то бусы, валявшиеся на подзеркальнике. Каскадер только презрительно хмыкнул.

– Цацки! Зачем они теперь?

Истомин испытал вдруг странное ощущение: на минуту ему показалось, что квартира вовсе не пуста, что сейчас вернутся хозяева и очень удивятся, увидев непрошеных гостей. «Какое мы имеем право так бесцеремонно, по-хозяйски, расхаживать тут, критически озирая уют, который создавали себе когда-то эти люди. Интересно, чье это было гнездо?» Датчанин вспомнил любимую песенку Сонечки – когда-то из всех динамиков звучала – про белые обои и черную посуду – или наоборот? И про всезнающих вахтеров, которые должны что-то объяснить влюбленным. Теперь песня эта была неактуальна: от большинства влюбленных почти ничего не осталось, только вот эти опустевшие квартиры, да и вахтеры уже никому ничего рассказать не могли.