Она так ничего и не решила. Просто ехала в Лестарп. Ехала и ехала. В этот день в Сконе было почти тридцать градусов жары.

Она поставила машину возле церкви.

Церковь недавно отреставрировали. Свежевыкрашенный портал сверкал на солнце. Над порталом висела табличка в позолоченной рамке, извещающая, что церковь была построена в 1851 году во время правления короля Оскара I. Линда смутно припоминала — дед рассказывал ей, что его дед, то есть Линдин прапрадед, погиб на море как раз в тот год. Она припоминала детали этого события, одновременно ища туалет в оружейной.[21]Ее прапрадед утонул — его парусный корабль потерял управление и перевернулся на рейде у Скагена.[22]Все погибли, тела через несколько дней выбросил на берег шторм. Прапрадеда похоронили в безымянной могиле. Она спустилась по лестнице в крипту, шаги ее гулко отдавались в пустом помещении. Здесь было прохладно. Она открыла дверь в туалет и вдруг представила, что за дверью стоит Анна и ждет ее. Но туалет был пуст. Как тогда сказал дед? Я помню только важные даты — когда кто-то утонул или родился, как ты, к примеру.

Она тщательно вымыла руки после туалета, словно смывая последние следы неприятного рукопожатия шахматного энтузиаста. Посмотрела на себя в зеркало и поправила прическу. Сгодится. Рот, как всегда, чересчур напряжен, нос слегка кривоват, зато взгляд ясный и умный и зубы на зависть. Ее передернуло при мысли, что шахматист вполне мог попытаться к ней полезть, и поспешила наверх. Пожилой мужчина нес ящик со стеариновыми свечами. Она придержала для него дверь и вошла в помещение церкви. Он поставил ящик на стол, выпрямился и потер спину.

— Господь мог бы избавить своего верного слугу от боли.

Он говорил очень тихо, и Линда, оглядевшись, поняла почему. Они были не одни. На скамейке кто-то сидел — Линда сначала подумала, что это согбенный мужчина, но она ошиблась.

— Гудрун оплакивает своих детей, — прошептал он. — Каждый день, год за годом. Мы в церковном совете решили, что не будем запирать церковь, чтобы она в любой момент могла помолиться. Вот уже девятнадцать лет.

— А что случилось?

— Двое ее мальчиков попали под поезд. Жуткая трагедия. Один из санитаров, кому пришлось подбирать остатки, потом сошел с ума. Рассказывают, что на очередном выезде он попросил остановить машину, ушел в лес и пропал. Тело нашли только через три года. Гудрун будет приходить сюда, пока не умрет. Я иногда думаю, что она уже мертва.

Он вновь поднял ящик со свечами и пошел к алтарю. Линда вышла на солнце. Везде смерть, подумала она. Она словно играет со мной. Я не люблю церкви, я не могу смотреть на плачущих женщин, согнувшихся в бесконечной молитве. Почему же я пошла в полицию? Это примерно так же, как у Анны, — она не выносит вида крови и падающих на улице людей. Может быть, врачи идут из тех же соображений, что и в полицейские? Чтобы доказать, что ты на что-то способен?

Способен на что? — подумала она и пошла на кладбище. Ряды могильных камней напоминали библиотечные полки. Каждый камень — как обложка. Вот тут лежит фермер Юхан Людде, похоронен девяносто лет назад, вместе со своей женой Линнеей. Но Линнее был только сорок один год, когда она умерла, а Юхан дожил до семидесяти шести. В каждой такой заброшенной могиле — история, подумала она, глядя на порыжевший и высохший букет у подножия памятника. Она продолжала читать надписи, как заголовки на обложках книг. Представила свой собственный памятник, памятник отца, всех своих друзей. Но памятника Биргитты Медберг представить не смогла.

Один замшелый камень лежал в высокой траве. Линда присела на корточки и соскребла мох. София, 1854–1869. Ей было пятнадцать лет. Может быть, она тоже залезла на мост, но никого не нашлось, чтобы ее остановить?

Она пошла дальше. Вспомнила про рощу, что показал ей отец, где вместо могильных камней были деревья. А как бы выглядело ее кладбище? В ее воображении возник пейзаж, виденный ею на экскурсии по стокгольмским шхерам. В самой дальней его части, за Мойей, где крошечные каменные островки торчали прямо над поверхностью воды. Шхеры. Каждый утес, каждый камень мог бы стать как отцовские деревья. Камни, утесы, смерть. Фарватер и мигающие огни маяков.

Она круто развернулась и почти побежала прочь. Надо сторониться смерти, подумала она. Если ее звать, она придет. Вдруг открылись церковные двери. Но это была не смерть, а тот же самый сторож. Теперь на нем была куртка и кепка.

— Кто была София? — спросила Линда.

— У нас здесь четверо лежат с таким именем. Две старухи, одна умерла в тридцать, и одна девочка. Пятнадцати лет.

— Я про нее и говорю.

— Я знал когда-то, но теперь почти все позабыл. По-моему, она умерла от чахотки. Родители нищие, отец калека… по-моему, так. У них на похороны и денег не было, община помогла. Но за камень заплатил один из лестарпских купцов. Тут же, понятное дело, пошли слухи.

— Какие слухи?

— Что он якобы наградил ее ребенком. И, чтобы не мучиться угрызениями совести, оплатил надгробье. Но наверняка утверждать нельзя.

Линда проводила сторожа до его машины.

— Неужели вы помните всех мертвых? Что с кем случилось?

— Ну, не всех. Но многих. И потом, не забудь, что могилы перекапывались. Под одними покойниками лежат другие, совсем уже древние… Даже у мертвых есть свои поколения, разные, так сказать, этажи в саду смерти. Но шепот я слышу.

— Какой шепот?

— В привидения-то я не верю. Но шепот между камней — да, это-то я слышу. Хорошо, если бы можно было выбирать, кто с тобой рядом. Лежать-то долго. Кому хочется иметь под боком какую-нибудь старую сплетницу? Или болтливого старикашку — ни рассказать ничего толком не может, ни язык держать за зубами… Шепчут, шепчут, все время шепчут… Тут и вправду поверишь, что некоторые покойники повеселее других будут.

Он отпер машину и посмотрел на Линду, прикрывая рукой глаза от солнца:

— А ты кто?

— Я ищу мою близкую подругу.

— Хорошее дело. Искать близкую подругу. Да еще в такую погоду — денек-то какой! Надеюсь, найдешь.

Он улыбнулся:

— А в привидения, как сказано, я не верю.

Линда проводила глазами удаляющуюся машину.

Я-то верю в привидения, подумала она. Но как раз то, что я в них верю, убеждает меня в том, что их нет.

Она оставила машину, зашла за церковь — и почти сразу обнаружила красную метку на дереве. Она свернула на тропинку, довольно круто сбегающую вниз. Дом был старый и обветшалый. Деревянная, выкрашенная в темно-красный цвет пристройка, остальное строение каменное, белое. Крышу не раз латали — черепица была разного цвета. Она остановилась и огляделась. Стояла полная тишина. Заросший травой ржавый трактор у яблочного сада. Дверь открылась. Женщина в белом платье направилась прямо к Линде. Как же она обнаружила ее присутствие? Никто ведь не встретился по дороге, и здесь, за густыми деревьями, ее не должны были заметить. Но женщина шла прямо к ней и улыбалась. Примерно моя ровесница, определила Линда.