— Салли-Энн вступила в ряды «Ищеек» как раз в то время, когда мы все превратились в подозреваемых, — прогремел он на всю комнату. — У нее поразительные познания в детективном жанре. Спросите ее о чем угодно, и она ответит. Все, что хотите. Ну, например: каким ядом чаще всего травят жертв в романах Агаты Кристи?

Ширли-Энн показалось, что половина гостей замерла, прислушиваясь к ее ответу.

— Цианидом?

— Милочка, ну откуда же мне знать, — возразил Руперт, показав черные провалы в своей улыбке. — Хотя я не сомневаюсь, что это очень эффективный яд, который невозможно обнаружить в шампанском.

Слева от Ширли-Энн послышался другой знакомый голос:

— Разумеется, она права. Цианид встречается в ее книгах четырнадцать раз, в два раза чаще, чем морфий, занимающий второе место.

Это был Майло — снова в строю и в хорошей форме, несмотря на проблемы с полицией.

— О, вездесущий Моцион, — отозвался Руперт. — Мой непотопляемый друг. Не хотите к нам присоединиться, Майло? Задайте Салли-Энн по-настоящему каверзный вопрос.

Ширли-Энн поспешила воспользоваться шансом:

— Прошу прощения, но я забыла взять каталог.

Она резко развернулась и ушла. Лучше уж общаться с незнакомцами, чем выставлять себя на посмешище. И почему она решила, что Руперт — приятный собеседник?

Не успела она сделать и двух шагов, как путь ей преградила тарелка с канапе. Джессика оставила своих гостей и предстала перед ней в ослепительном наряде — черном, усыпанном блестками переливчатом жакете и платье цвета павлиньего пера.

— Я как раз спешила к вам на помощь, — сообщила она. — Ох уж этот Руперт! Цианид в шампанском! Поверьте, я бы не стала тратить на него хороший яд. Я бы его просто придушила.

— По крайней мере, сегодня он без собаки.

— Я бы на это не рассчитывала. Возьмите одну из этих штучек, и я представлю вас своему мужу.

Мужу? Ширли-Энн не ожидала такого поворота и с любопытством устремилась вслед за Джессикой, которая быстро зашагала в другой конец зала, на ходу приветствуя гостей, и бросила ей через плечо:

— Это не отнимет у вас много времени. Между прочим, я поручила ему продавать картины. Интересно, как это у него получается?

Через минуту Джессика представила ей мужа, махнув в его сторону тарелкой с канапе. Потом она удалилась. Барнаби, сидевший за столиком с бухгалтерской книгой, оказался усталого вида мужчиной лет сорока пяти, с блекло-каштановыми волосами и невыразительным лицом. На нем был один из тех темно-синих костюмов в светлую полоску, которые любят носить самые консервативные политики из числа тори. Слева от него, заведуя кассой, пристроился не кто иной, как Эй Джей: похоже, его ничуть не смущало соседство мужа. Ширли-Энн почти не сомневалась, что Эй Джей был тайным любовником Джессики. Если так, то он очень удачно разыгрывал невинную овечку — или Барнаби отличался удивительной терпимостью.

— Мы с Ширли-Энн познакомились на прошлой неделе, — объяснил Эй Джей мужу Джессики. — И она сразу указала мне на недопустимость моих литературных предпочтений. Так что больше никаких графических новелл. Отныне я должен читать только романы про женщин-детективов.

— Я не говорила ничего подобного, — запротестовала Ширли-Энн.

Барнаби рассеянно смотрел куда-то в другой угол зала, не участвуя в их разговоре. Она постаралась привлечь его внимание:

— Как дела? Удалось что-нибудь продать?

Он кивнул:

— Пока три штуки.

— И ни одной моей, — добавил Эй Джей, не допускавший мысли, что кому-нибудь это может быть неинтересно. — В наше время продаются только туристические виды на «Королевский полумесяц».

— Три картины. Это много? — спросила Ширли-Энн у Барнаби.

Тот пожал плечами. Эй Джей ответил за него:

— Комиссионные за три холста не покроют расходов на этот вечер, но Барнаби на это наплевать. Он здесь не ради прибыли.

Барнаби немного оживился:

— Именно так. Это шоу Джессики, а не мое.

— Но деньги-то твои, приятель.

Муж безразлично махнул рукой. Однако Эй Джей решил договорить:

— Я старый друг семьи, поэтому могу это сказать. Если бы не Барнаби, никакой выставки бы не было. Несчастные художники остались бы на бобах. Но самое интересное в том, что он вообще не интересуется искусством. Он делает это только потому, что хочет доставить удовольствие Джессике. Разве это не замечательно?

Ширли-Энн согласилась. В словах Эй Джея не было ни капли сарказма или иронии. Это сбивало ее с толку. Он и Барнаби действительно казались старыми друзьями, и она упрекнула себя в том, что ошибалась на его счет. Впрочем, ее восхищение Джессикой от этого только увеличилось. Умная и красивая женщина вполне может завоевать сердца двух мужчин, но суметь сохранить между ними дружеские отношения — это уже настоящее искусство.

В разговор вмешался журналист, желавший познакомиться с кем-то из художников, и Ширли-Энн воспользовалась поводом, чтобы вежливо откланяться. Она взяла с подноса бокал шампанского и направилась в другой конец комнаты, подальше от компании Руперта. Возможно, ей удастся встретить еще кого-нибудь знакомого, хотя вряд ли это будет кто-то из «Ищеек». Кого тут не хватало? Только Полли и мисс Чилмарк. Между Полли и Джессикой явно пробежала кошка. Что касается мисс Ч., то апоплексическая реакция этой старой девы на Руперта делала ее появление на вечере крайне маловероятным.

Через пару минут у Ширли-Энн завязалась забавная беседа с двумя смешливыми девицами, проникшими на выставку без приглашения. Обе ничего не смыслили в искусстве. Все, что им было нужно, — это пара стильных мужчин, которые после вечеринки пригласят их в паб, а еще лучше — в ресторан. Руперт вызывал у них сомнения. Пригласить-то он их пригласит, но что с него взять, кроме зажигательной беседы? К тому же у него не было друга. Разговор мог бы долго продолжаться в том же духе, если бы возле Ширли-Энн вдруг не появилась Джессика. Ее лицо было искажено гневом.

— Вы видели это, когда сюда приехали? — спросила она Ширли-Энн.

— Видела что?

— Ту мерзость на витрине. Пойдемте, я покажу. — Джессика потащила ее к выходу, почти расталкивая по пути гостей. Снаружи, на Нортумберленд-плейс, на тротуаре стояли Барнаби и Эй Джей и разглядывали витрину галереи.

— Ну, что скажете? — спросила Джессика? — Какая скотина могла это сделать?

Ширли-Энн взглянула на стекло. Очевидно, кто-то поработал здесь баллончиком краски: поперек витрины жирными белыми буквами было выведено: «СИД — ЕЕ РАБОТА».

Ширли-Энн не сразу поняла, что это значит. Потом пробормотала:

— Какой ужас! — Ее действительно возмутила эта отвратительная выходка, направленная против Джессики. — Что за человек мог написать такую гадость?