– Вряд ли пройдет, – убежденно сказала Рита, – здесь, в Сочи, мы временные, постоянные там, дома. Вот и тянет из временного в постоянное – диалектика простая.

– Что ты хотела рассказать про белого дельфина? – Пургин пошевелил босыми пальцами, почувствовал себя стесненно перед Ритой: оказывается, разутый – все равно, что раздетый, одолевает тот же стыд. – Извини, – смущенно пробурчал он и, сев на камень, натянул на мокрые, в прилипшем песке ноги носки.

– Это было на юге, где-то в районе Африки, – сказала Рита, – ну, скажем, там, где находится мыс Горн. Из меня знаток истории не больше, чем из папы римского ворошиловский стрелок, но думаю, что мыс Горн – место такое же прохладное, как наша Балтика, дельфины там водятся в изобилии. Они ведь, дельфины, не любят ни теплую, ни холодную воду – любят воду умеренную.

– Наверное, это так – умеренную, – Пургин расслабленно кивнул, глядя, как дельфиненок рисует в воде круги – один круг побольше, другой круг поменьше. Рыбу он уже съел.

– Пароходы то место преодолевали с трудом – много камней, мелей, рифов… Что еще там есть в морском лексиконе? Узостей. Такое слово есть?

– Есть, наверное.

– Пароходы очень часто терпели крушения. Обойти мыс стороной было никак нельзя. Еще там, говорят, имелись подвижные коралловые рифы – они, как плавающие острова: сегодня риф в одном месте находится, завтра – в другом, послезавтра – в третьем и всякий раз капитан идет вслепую, не зная, врежется в риф или нет. И вот однажды перед одним пароходом появился дельфин странной белой окраски. Все дельфины как дельфины, темные, а этот – белый. Альбинос.

У Риты имелся дар рассказчицы – она любила и умела это делать – неторопливо, словно у нее было поручение неких высших сил, рассказывала вкусно, с деталями, в цвете, исправно ставя запятые и точки. На это тоже надо было иметь дар – далеко не все умеют расставлять в своей речи запятые и точки.

– Дельфин сделал перед пароходом игривый крюк – ну как наш дельфиненок, всегда бывает видно, что дельфин делает, в каком он настроении, – и вот по тому, как тот дельфин шел перед пароходом, как кружил, какие рисунки рисовал, было видно, что он приглашает пароход следовать за ним. Первым это понял капитан и поверил дельфину. Дельфин провел пароход между камнями и рифами просто шутя, без напряга…

– Дельфин-лоцман, – вставил Пургин.

– Скоро о дельфине узнали все капитаны, ему дали кличку Белый, подкармливали, задаривали.

– Кличка без выдумки.

– Дельфин стал проводить пароходы по морю у того мыса. Водил до тех пор, пока один пьяный английский капитан не выстрелил в него из винтовки. Дельфин был ранен и ушел, только красная вода осталась. Говорят, его не видели полтора года. За это время в рифах погибло несколько пароходов, Ллойдовская компания – есть такая международная компания капитанов, – осудила английского капитана, отняла у него права на вождение кораблей, – Рита стала рисовать на песке кружки, кораблики, цветочки, домики, у нее это получалось очень ловко. Пургин смотрел то на дельфиненка, то на Ритины рисунки, ему в этот день все нравилось – и дельфиненок, и море, и рисунки, и рассказ, и сама Рита, в нем словно бы что-то оттаяло, потеплело, изменилось – он стал другим, совсем не тем, кем был раньше, но каким конкретно стал, пока не мог понять, – а дельфина все не было и не было. Капитана еще раз наказали – навсегда лишили моря – он теперь не мог плавать даже матросом и отдали под суд. И вот однажды белый дельфин появился снова, как ни в чем не бывало закружил перед носом парохода, который собирался идти через рифы. Капитан объявил всем по радио: «Дельфин, белый дельфин!» Все начали поздравлять друг друга. А капитан вдруг засомневался – дельфин играет перед пароходом, выпрыгивает из воды, зовет следовать за ним, а вдруг он посадит его на камни? Ведь боль-то дельфин не забыл, и кровь свою не забыл. В общем, капитан стал на якорь – он находился в нерешительности. Запросил других капитанов – как быть? Идти за дельфином или нет? Как думаешь, что сказали капитану капитаны?

– «Решай сам!»

– Ответ на поверхности – этот капитан отвечает за свое судно, капитаны – за свои. Он думал-думал и в конце концов решился, пошел за дельфином. Тот, не помня зла и боли, провел его через рифы.

– Красивая история. Готовый сюжет. Можно написать повесть.

– Напиши!

– Может быть, может быть…

Пока они сидели на берегу, дельфин не уходил – все плавал, играл, потом, когда ему надоело дурачиться, подплыл поближе, выбрал поглубже место и встал на хвост, растопырил плавники, будто крылья.

Вечером Пургин надел гимнастерку с орденами, пришел на ужин. Девушки, сидевшие за его столом, онемели – так и просидели весь ужин, проглотив языки, у Риты, когда она увидела ордена Пургина, вид сделался испуганным, незнакомым, она, поняв, как выглядит, попробовала справиться с собою, но это ей не удалось, тогда Рита прикрыла округлый рот ладошкой и сделалась еще более жалкой.

Пургин сделал вид, что не замечает онемения своих соседок и Риты, – и вообще ничего не замечает, даже собственных орденов, молча поужинал, вышел, на улице, свернув на асфальтированный пятак, посреди которого была разбита клумба, подождал Риту.

Та тоже свернула с дорожки, остановилась около Пургина, растерянность еще не сошла с ее лица, она по-прежнему выглядела жалкой, и Пургин, поколебавшись немного, спросил:

– Рита, ты что, из дома получила плохое письмо?

– Нет, дома все в порядке.

– Тогда почему же у тебя такой подавленный вид?

Рита неопределенно приподняла плечи. Она быстро загорела, покоричневела буквально за один день, скулы обветрились, стали темными, в облике появилось что-то татарское, но это не портило Риту. Скорее наоборот – в ней появилось что-то новое, обаяние, которого раньше не было, – глаза же, напротив, посветлели, налились зеленым светом. Хотя то, что она, ошеломленная, сделалась жалкой, увы, не украсило ее, жалость, если она на виду, то обязательно бывает схожа с убожеством, она вообще ни для кого не бывает украшением – ни для зверя, ни для человека.

– Это ты виноват, – сказала Рита.

– В чем же?

– Столько орденов!

– Я в этом виноват? – Пургин рассмеялся.

– Да нет же, право! – Рита смутилась, скосила взгляд на ордена. – Расскажите, как вы их получили, а? – неожиданно на «вы», хотя они очень быстро установили отношения на «ты», спросила Рита. – За что? Это ведь жутко интересно.

– Не надо со мной на «вы», Рита, – попросил Пургин. – А рассказывать ничего не буду. Не могу.

– Почему?

– Не имею права.

– Как так?

– Ну… Я выполнял задания, о которых не имею права говорить, – он вспомнил, что орден Красного Знамени имеет у него совсем другую историю, «незакрытую» – дан за то, что помог отбиться от басмачей, но говорить об этом не стал, промолчал – незачем это Рите знать, ткнул пальцем в орден Красного Знамени, – этот я получил в Средней Азии, на заставе в Алтайской долине, этот орден, – он тронул орден посредине, Ленина, – получил на Хасане… Помнишь Хасан?