– Пожалуй, в этом ты куда больший профи…

Через час они курили в его постели, и голова Георгия лежала на Маринином животе, а их свободные руки были переплетены. Коваль затягивалась дымом и улыбалась.

– Жора, а ведь я замужем, ты знал?

– А мне все равно, – спокойно отозвался он, поглаживая большим пальцем ее запястье.

– То есть?

– А вот так. Ты ведь не только что замуж вышла, так? Ты была замужем до того, как познакомилась со мной, как легла со мной в постель. Так чего ты хотела добиться от меня сейчас своим вопросом?

– Наверное, ничего, – она пожала плечами и добавила: – В принципе, для меня это никогда не играло особой роли.

– Тогда давай не будем говорить об этом. На сегодня еще есть планы?

– Да, на вторую половину дня.

Георгий мельком взглянул на квадратные настенные часы – они показывали половину двенадцатого.

– Можем немного поспать.

– Ты спи, а я что-то не могу – перенервничала, видимо.

– Тогда не уходи, просто полежи со мной, а я немного подремлю.

Он перевернулся на живот, сунул Маринину руку себе под щеку и закрыл глаза. Коваль устроилась рядом с ним на боку, свободной рукой погладила его обнаженное холодное плечо и притихла, давая Георгию возможность уснуть. Когда же его дыхание выровнялось и стало спокойным и глубоким, она осторожно вытащила руку из-под его головы, укрылась одеялом и, уставившись в потолок, снова принялась думать о том, что произошло в последние дни. Никак не шла из головы мысль о странном обыске в квартире Георгия. Марина была склонна верить ему, хотя и не могла понять, где же тогда он ночевал сегодня. Решив: ее это не касается, снова вернулась к его словам: в квартире кто-то был. Что можно искать там, где живет рядовой телохранитель мэра, тем более – бывший? Какие тайны он мог хранить? И главное – кому, ну, кому это могло быть нужно? И не связано ли это с неведомым снайпером, охотившимся на Ветку? Вопросов снова получалось больше, чем ответов на них. Хотелось курить, но Марина боялась потревожить сон Георгия, а потому заставляла себя терпеть и не вставать. Вглядываясь в его безмятежное во сне лицо, она думала: «Что же все-таки ты скрываешь от меня? Что такого ты узнал о Бесе, что теперь за тобой охотятся, как и за Веткой? И почему искали в квартире? Значит, это не информация, это некое вещественное подтверждение чего-то… Нечто такое, что можно взять в руки. Но что, что?!»

Мысли мешали, от них хотелось избавиться, но это возможно было сделать только одним способом – все прояснить. Марина не вытерпела, осторожно выбралась из-под одеяла и, накинув на себя валявшийся рядом с кроватью свитер Георгия, на цыпочках вышла из спальни. Стараясь не шуметь, она прошла в гостиную и осмотрелась. Ей почему-то казалось: искомая вещь находится в этой комнате. «Черт, как жаль, что я не Ветка, – с досадой подумала она, – как бы все было просто!»

Марина прошлась по комнате, не понимая, что именно хочет здесь найти. У нее даже приблизительно не было идеи, как должно выглядеть то, за чем охотится неизвестный. Походив по комнате, она осознала тщетность своих попыток и вернулась в спальню, юркнула под одеяло прямо в свитере. Разгоряченное сном и теплом постели тело Георгия вызвало у нее прилив желания, но Коваль справилась с собой и ограничилась только легкими прикосновениями губ к плечу. Однако и этого было достаточно, чтобы он проснулся и притянул ее к себе.

– Ты мне снилась… я очень боялся, что проснусь, и ты исчезнешь, и это всего лишь сон, а тебя здесь нет.

– Я здесь.

– Я вижу, – улыбнулся он. – И тебе очень идет мой свитер. Ты удивительная женщина, Мэриэнн. И я уже не хочу знать твоего прошлого – мне достаточно того, что ты здесь, сейчас, со мной.

«Мое прошлое тебе совсем ни к чему, дорогой, – подумала она, отвечая на его поцелуи. – «Здесь многому нет ответа, и вам не узнать, кто я», – так Цветаева писала, кажется… да, Машка любит это стихотворение… о, черт, что в голову-то лезет…»

– Жора… – прошептала она, когда Георгий оторвался от ее губ, – мне кажется, нам нужно отсюда уехать.

– В смысле?

– Ко мне. Там не будут искать – меня никто не знает. Я очень прошу тебя, соглашайся. Собери то, что тебе нужно, и давай уйдем. У меня нехорошее предчувствие.

Георгий внимательно посмотрел на нее, потом сел в кровати и серьезно сказал:

– Ты пока одевайся, а я брошу кое-что в сумку. В последние дни ты меня убедила в существовании женской интуиции.

– И это все, что есть ценного в твоем доме? – с любопытством спросила Марина, садясь за руль и наблюдая за тем, как бережно Георгий укладывает на заднее сиденье футляр с саксофоном, а затем кидает в багажник спортивную сумку.

– Да, – просто ответил он, садясь на пассажирское сиденье. – Это папин саксофон, он мне достался в наследство. Очень дорогая вещь во всех смыслах. А остальное… Знаешь, ценности – они ведь больше такие… не материальные. Как оценить воспоминания например, во сколько? В какой валюте? Сможешь?

Марина не ответила. Ее воспоминания стоили не денег – они стоили крови и слез, рек и рек этих двух жидкостей. И ничем этот объем не измерить, тут Георгий был прав. Она всегда говорила, что, не задумываясь, рассталась бы со всем имеющимся, только бы были живы любимые и просто близкие люди.

– О чем задумалась? – его рука накрыла ее, лежавшую на руле.

– Так, – пожала плечами Марина, – я давно не встречала человека, с которым мне было бы так просто, как с тобой.

– А муж?

– Муж – это муж. Это совершенно другая тема. Ты можешь представить, как жить без руки, например? Ну, вот у меня так с мужем – мы по отдельности просто не существуем уже.

– И дети есть?

– Сын.

– Муж, наверное, счастлив был.

– Почему – был? Он и сейчас не особенно несчастен, – не пожелала углубляться в тайны своей личной жизни Марина – и так сказала слишком много.

Георгий иронично усмехнулся, и это не укрылось от Марины.

– Если ты сейчас имеешь в виду мою связь с тобой, так расслабься – мой муж еще не такое видал в жизни. Вряд ли он обратит особое внимание на это.

– Высокие отношения, – усмехнулся снова Георгий.

– Какие есть.

Больше Марина не сказала ни слова до самого дома. Ей почему-то было обидно за Хохла – получалось, она позволила Георгию почувствовать себя лучше и выше. А своего Женьку Коваль никогда не сравнивала ни с кем, он всегда был для нее тем единственным, кому она могла доверять. Да – спать могла с кем угодно, но открыть душу и сердце, доверить самое сокровенное – только ему. Потому что только Женька, необразованный уголовник, мог понять и принять. И не осудить, что бы она ни натворила. А вот этот весь из себя культурный саксофонист, если бы узнал, кто она на самом деле, наверняка бы нашел, что сказать по этому поводу – негативного, разумеется. «Господи, ну, почему я так о нем думаю? Идиотка… В постель ложусь, а думаю о человеке всякую дрянь», – одернула она себя, паркуя машину у подъезда.