Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он отказывается от карандашного черновика, «так как замечает, что, когда пишешь от руки, появляется соблазн украшать фразы, а машинка дает совсем иной ритм работы, заставляющий пренебрегать излишествами».
Простота стиля и установка на защиту «маленького человека» остаются неизменными во всех книгах Сименона.
«Прошло более сорока лет, как в мою жизнь вошел комиссар Мегрэ. Оба мы за это время порядком изменились, но неизменным остается мое к нему уважение, и в романах, где действует Мегрэ, я ставлю порой более сложные проблемы, чем в своих социально-психологических романах. Опыт и мудрость Мегрэ помогают мне разрешать их и делать доступными для читателей разных стран и разного культурного уровня».
9
Дети растут. Марк решил посвятить себя кино и уехал в Париж к Жану Ренуару, что бы учиться режиссерскому мастерству.
Мари-Джо осторожно возит по аллеям колясочку с Пьером, в то время как сзади неотступно следует няня. Сименон видит этот трогательный картеж из окна своего кабинета. Июнь в расцвете — парк полон цветов и птичьего щебета, Дениз заперлась в кабинете с секретаршами и он может спокойно взяться за очень трудный роман под названием «Вдовец».
Имеют ли происшествия, описанные в романе, отношение к реальному мироощущению или настроению автора?
Анализы его творчества, которые Сименон изредка просматривал, позволили ему утверждать, что в них больше домыслов самих авторов, чем реальности. Предположения, основанные на сопоставлении героев Сименона с ним самим, его раздражали свой надуманностью и абсолютным несоответствием с реальностью.
«Если при работе над текущим романом я всегда влезал в шкуру своих персонажей, то они никогда не влезали в мою, не были моим отражением. В тяжелые периоды мне приходилось писать светлые истории, а в веселые — трагические. Если и случались совпадения каких-то настроений, описанных в романе, с моими собственными, то они случайны».
Сименон, занятый сочинительством, начинает замечать, что обслуга замка, за исключением Буль, боится хозяина и, завидев его гуляющим на аллеях парка, немедленно исчезает.
— В чем дело? — остановил он однажды няню, катавшую коляску с Пьером и не успевшую скрыться. — Отчего вы дрожите? Я так ужасно выгляжу?
— Мадам Сименон сказала нам, что вы запретили слугам выходить в парк. Потому что не выносите, что бы кто-то ходил по дорожкам, когда вы тут гуляете. «Никто не должен мешать мсье Сименону, пока он размышляет» — говорит она.
— Моя жена несколько преувеличивает, — смутился хозяин, не считавший возможным обсуждать с прислугой поступки жены. — Мне мешает работать и размышлять шум. Когда я занят в кабинете, то вывешиваю табличку «Прошу не беспокоить». А гулять здесь вы можете сколько угодно.
… Снова фестиваль Каннах и настойчивое приглашение хотя бы стать членом жюри. Сименон с трудом соглашается. Ди готовит туалеты у лучшего мастера Лозанны, ученика Шанель. Муж отвозил ее в центр города и прохаживался по улицам, надеясь на чудо — скорое завершение примерки. Но приходится тратить в ожидании по пол дня: Дениз очень требовательна, она способна часами обсуждать местоположение кармана или бантика. Примерки проходят так долго еще и потому, что два-три раза Дениз прерывает их ради мнимо срочных нескончаемых разговоров по телефону.
Клиентки ждут в холле, среди них Уна Чаплин с мужем и детьми — они часто гостят в Эшандане, графиня Уоншил, и некоторые другие хорошие знакомые Сименонов.
Однажды Жорж не вовремя вернулся в ателье — ему не хотелось мокнуть под дождем. За бархатной шторой примерочной слышался раздраженный голос Ди. Сидящие в холле в ожидании очереди дамы, навострили уши: разговор, перемежавшийся раздраженными репликами Дениз в адрес мастерицы, делавшей примерку, шел о личной жизни Сименона!
— Мой муж щедр? О чем вы говорите, милая! Его траты на меня — десятая доля благодарности за мой труд. (В сторону — к швее, делавшей примерку):
— Куда вы смотрите, этот карман на пол сантиметра выше правого!
— Вы, должно быть, тоже пишете? — поинтересовался женский голос, принадлежавшей смуглой жене модельера.
— Я бы, несомненно, писала, да и получше его, если бы не была завалена работой. (Снова к швее): — Дорогая, вы колите меня булавками! Здесь не пыточная камера!
— Может, вам тоже стоит писать книги, а мсье Сименону взять секретаршу?
— Ах, моя милая, у него три секретарши! Но разве на них можно положиться? Все приходится делать самой. Ведь без меня он никто. И остался бы нищим!
Смуглая жена модельера поделилась сделанным ей признанием со всеми дамами, посещавшими ателье. И скоро о возмутительном отношении к жене Сименона узнала вся Лозанна.
10
«Просить Дениз образумиться или сдерживать свои фантазии бесполезно». — Решил Жорж, после серии совершенно бессмысленных ссор. — «Еще один скандал с истерикой, лишняя трепка нервов». Найти общий язык с женой становится все труднее. Сименон не может не понимать, что Дениз быстро скользит по наклонной плоскости. Но попытки объяснить ей необходимость серьезного лечения заканчиваются новыми истериками. И он все больше молчит, боясь подтолкнуть ее к умопомешательству. Их интимные становятся все более редкими, теряя былую страстность. Не понятно, по каким соображениям, Сименон в этой ситуации часто посещает вместе с Дениз кафе со стриптизом, где Ди поощряет его вступать в контакты с молодыми красотками. Уговаривать его не надо — Сим всегда готов к новым удовольствиям. Может быть, он все еще надеется разжечь чувства жены? Или это столь обыденное событие, что не стоит о нем задумываться?
В ее телефонном справочнике несколько страниц заняты адресами и телефонами в Париже, Каннах, Милане, Брюсселе и других городах под рубрикой «Проститутки».
— Что это? — показал он жене распахнутую страницу.
— Обслуживание мужа. Я должна быть всегда готова предоставить тебе женщин. Ты меня так воспитал.
— Допустим. Но меня интересует другое: почему ты назвала страницу таким словом?
— Каким? «Проститутки»? А кто же они?
Лицо Жоржа налилось кровью — он был готов взорваться и с трудом выговаривал слова одеревеневшими губами:
— Ты отлично знаешь, я ненавижу, когда унижают женщин. Я не переношу этих выражений! Может, ты скажешь, чем они отличаются от лицемерных буржуазок и аристократок, прячущих свои грешки? — он с треском вырвал страницу из записной книжки. — Что бы я никогда больше этого не видел! Никогда,