– Нет, – сказал Фокс. – Я должен раскрыть дело, и я его почти раскрыл. Больше я ничего никому не должен. А вот ты должен своим людям, инвесторам и клиентам. И я прошу тебя: забудь о прибыли, о секретности и репутации. В жизни есть вещи поважнее. Эвакуируй чёртову планету, и оставь всё, что связано с клетосами, на ней!

Как ни хотелось Одиссею сохранить все жизни, он не видел иного выхода, кроме как пожертвовать одной.

Гепардис разъярённой бурой тенью метнулся к выходу из зала, больше не в силах выносить общество слишком умного сыщика и тупого констебля. Больше не в силах находиться в омертвевшем музее роскоши, где когда-то давным-давно – сегодня утром – жила и сверкала вип-женщина, которую он слишком боготворил.

– Ничего не понятно! – воскликнул крайне впечатлённый Ибо Дурран. – Сейчас даже непонятнее, чем раньше. Но оч-чень захватывающе! Что теперь, коллега?

– Теперь нам с Аной нужно заглянуть в «Старое зеркало» и найти мальчика, – вздохнул Фокс. – А вам, констебль, нужно собрать в этом зале всех участников этого дела. Мужа, защитника, верную помощницу, доктора и Звездочёта. А пока они собираются, используйте на максимум ваши полномочия и отыщите компанию, скорее всего не на этой планете, в которой Ирелия Кан разместила очень дорогостоящий и уникальный заказ. Потребуйте открыть финансовые потоки звезды, и найдите. Скорее всего, это заказ на разработку и создание автономной капсулы жизнеобеспечения, которая может перенести самые экстремальные условия в течение тысяч лет. Сделайте это – и справедливость восторжествует, а Ирелия Кан будет отомщена.

– Супер-капсула, найти фирму, собрать всех. Понятно! – пробормотал воодушевлённый рыцарь правопорядка, впервые точно знающий, что делать, и размашистым шагом выбежал прочь.

Ана выдохнула, когда они с Фоксом наконец остались одни.

– У меня кружится голова, – пожаловалась она, опускаясь на красивый стул, подобный ниспадающему шёлковому платью, застывшему в воздухе. – От того, как в этом деле смешались арты и искусство; брак и предательство; страхи и замыслы сходящей с ума актрисы; жестокое убийство; солнце, которое сожгло свои планеты; и клеточные процессы удивительных паразитов, которые пытались спасти своих жертв.

Она подняла на Фокса бледное лицо.

– Ты уже всё понял? Разгадал тайну, составил картину из кусочков? Она получается такой великолепной, как может показаться?

– Нет. Она получается бессмысленной и пустой.

– Жаль, – прошептала девушка, закрывая глаза и седея на глазах. – Жаль.

Одиссей тоже закрыл глаза и представил себя крошечным прозрачным веретёнцем в холодной враждебной воде. Ты рождаешься, чтобы выжить, ты плывёшь в неизвестность, чтобы найти тех, кто станет тебе покровителем и защитником. Чтобы скормить им частицу себя и связать вас узами – отныне и пока смерть не разлучит. Ты находишь их, таких разных и неведомых, становишься частью вашей совместной жизни – и возвращаешься домой. Ты плывёшь сквозь тёмную неприветливую воду, полную опасностей и преград. Всё это время тебя гложет тоска, которую ты сам создал – потому что без тоски и тяги тебе не выжить и не вернуться домой. А потом ты приплываешь домой, истерзанный путешествием, повзрослевший и мудрый, связанный узами с другими, идущими свой путь. И наконец ты встречаешь защиту, уверенность, нежность, тепло, надежду. И чувствуешь гармонию. Завершённость. Любовь.

Нет, не чувствуешь. Ты не можешь по-настоящему чувствовать, и, тем более, понимать. У тебя нет мозга и личности, ты крошечное прозрачное веретёнце. Ты просто биохимически ощущаешь, что в тёмной, суровой и смертельно опасной жизни есть и нечто иное, хорошее.

Немного ласки в холодной воде.

Ана и Одиссей пришли в себя, каждый в своём лотосе, и первым делом их взгляды отыскали друг друга.

– Какой странный, – воскликнула девушка. – Какой странный арт!

Её щёки пылали, хотя в этом гипно не было ничего постыдного – оно всего лишь касалось сокровенных мыслей и страхов, живущих в глубине.

«Старое зеркало» позволяло увидеть себя в разных слоях отражений, и задавало вопрос: точно ли я настоящее живое существ, а не конгломерат клеток и функций? Отражения героини разного возраста спорили друг с другом сквозь всю её жизнь, хотя они никогда друг с другом не встречались. И в конце арта этот вопрос ставился точно и глубоко.

«Зеркало» предлагало взглянуть на себя и свою жизнь немного по-другому. Ведь действительно, ты нынешний разительно не похож на самого себя в семь лет, и в пятнадцать. Куда исчезли этот мальчик и тот юноша? Да, они закономерно изменились, выросли в тебя – так плавно, что нигде не проведёшь линии, разделяющей на «тот» и «этот». Но когда задумываешься об этом, то понимаешь, что тот мальчик и тот юноша – были не ты, который сейчас. Они были другие личности, похожие, но другие – твои предтечи, предки внутри одного тела. Которое, впрочем, само по себе было потомком прежнего тела, ведь большинство его клеток обновлялись в течение жизни несколько раз – и уже к в юности в тебе осталось совсем немного того, с чем ты родился.

Для большинства эта мысль окажется странной, ведь мы выросли с убеждением, что всю жизнь от начала и до конца проходим как одно существо. Но если посмотреть с другой стороны, то может начать казаться, что под одной шкурой и правда живут и сменяют друг друга разные существа. Иногда разница в убеждениях, привычках, характере одного человека в молодости и зрелости сильнее, чем разница между двумя разными, но схожими в убеждениях людьми.

И в «Старом зеркале» Ирелия Кан эффектно и дотошно раскрывала эту разницу. Как меняются мысли, убеждения, взгляды, вкусы, мечты, жизненные условия, окружение, сфера деятельности. Как всё, почти буквально всё из этого уходит безвозвратно, заменяясь другим. Показала, как в течение одной жизни исчезает тот, кем ты был и появляется тот, кем ты стал. Чтобы потом исчезнуть, уступив место новому тебе. И, завершая свой арт, Ирелия подвела зрителей вплотную к мысли: ваша личность мимолётна, и человек утрачивается в процессе жизни не один раз. Эта мягкая и незаметная смерть, спрятанная в днях твоей жизни.

Первое желание, которое вызывал этот арт: отмахнуться. Воскликнуть: «Что за чепуха? Я это я, и раньше был я, и сейчас, и дальше буду!» Не зря «Старое зеркало» стало самой непонятой работой Ирелии Кан, несмотря на всё влияние звезды и всё обожание зрителей. Большинство предпочло не углубляться в щекотливую тему. Вторая реакция включается во время просмотра: «Ну и что? Какое всё это имеет реальное значение? Это чистая и бессмысленная философия! Называй как хочешь, разве что-то изменится?» Растёт глухое раздражение, за ним возмущение, почему я должен смотреть эту высокопарную чушь? А после вступают грусть и тоска, переживать которые нет особого желания.

И только если взобраться по всем этим ступеням, прожить тоску и грусть, примерить на себя концепцию множественной личности в собственной шкуре – тогда в полной мере осознаёшь мысль арта и, выбитый из себя, пытаешься осмыслить, что ты только что посмотрел.