— Могу я кое-что у вас спросить, Ваша Светлость? — все-таки задаю вопрос, хоть и не из длинного списка тех, которые все утро прокручивала в голове.

Он останавливает шаг ровно так, где стражники у двери не смогут слышать суть нашего разговора, если только мы снова не начнем орать друг на друга.

— Я весь в вашем распоряжении, герцогиня, — со степенным поклоном и таким же выражением лица, говорит Нокс.

«Уверена, что ты хочешь задать этот вопрос инквизитору?!» — с опаской переспрашивает внутренний голос.

Совсем не уверена.

Но, может, это что-то важное? Какое-то послание богов? Озарение?

Я читала в книгах о бытие послушниц Плачущего, и случаи, когда у них случались божественные озарения, были не редки.

— Что такое ga’an’ern? — Мне не нравится, как это слово липнет к моему языку.

Произношу его впервые, но оно как будто очень знакомо.

Как и все те слова, когда я каким-то образом смогла убить Беала.

Это словно вдруг узнать, что говоришь на языке, о котором даже не знаешь, как он называется.

— Что вы сказали? — Лицо Нокса меняется, как будто я произнесла что-то очень ужасное.

Ох, Плачущий, ну почему ты меня не остановил?!

— Я… не знаю, — испуганно мямлю в ответ. — Кажется, я просто где-то его… случайно услышала и…

— Не ври мне, Тиль, — он переходит на едва слышный, но убийственно злой шепот. Сжимает кулаки. Если бы не охрана у двери — уже бы и душу из меня вытряс. — Откуда ты знаешь это слово?

Я отступаю назад, стоит ему просто качнуться в мою сторону.

Мне вдруг становится очень страшно, потому что в глазах Нокса снова появляется тот недобрый огонек, который я уже видела в тот вечер в его комнате, когда он еще думал, что я — настоящая герцогиня, и во всех красках расписывал, с каким наслаждением свернул бы мне шею.

Кажется, в эту минуту он думает примерно о том же.

Только это же я — настоящая, и мой отец не стегал его спину кнутом, потому что у меня вообще нет отца!

— Прошу прощения, что потревожила вас такими глупостями, милорд Нокс, — говорю достаточно громко, чтобы все вокруг — даже пыль между каменной кладкой — слышала, что разговор закончен. — Извините, что оторвала от государственных забот.

Нокс не спешит уходить.

Так и стоит в коридоре, и даже когда прячусь в комнате, все равно не сразу слышу его тяжелую поступь. Но зато даже через дверь чувствую прожигающий насквозь взгляд.

Я только то снова подписалась под какой-то небесной карой?

Когда я разоблачил обман Тиль — я чувствовал себя, мягко говоря, немного идиотом, потому что не заметить очевидные факты, казалось, было просто невозможно. Но я по какой-то причине недостаточно старался.

Но сегодняшняя ее «выходка» повергает меня в настоящий приступ бешенства.

На самого себя.

Потому что это нова похоже на тот же ребус, который я упорно отказываюсь разглядывать.

— Что с тобой? — слышу голос Эвина, и очень плохо делаю вид, что увлекся разложенными на столе картами.

В Малом военном зале до ужаса сыро — у меня, как у всякого старого пса, ломит кости.

Но это ничто в сравнении с зудящим в башке проклятым словом.

Ga’an’ern. Пожиратель Тьмы.

Так меня называла Л’лалиэль.

Это поганое слово не мог знать никто, Хаос все подери, потому что кроме нее, Эвина и Дарека Скай-Ринга о моем «преображении» больше никто не знал!

А Л’лалиэль называла с убийственным отвращением, потому что считала это лицемерием.

И, в общем, была абсолютно права.

И вот теперь это слово произносит обычная монашенка из храма Плачущего!

— Это Виктум, — пытаюсь переключиться на разговор с Эвином, потому что он не менее важен, чем еще один непонятный осколок в мозаике, которую я никак не мог сложить.

Эвин трясет пробирку с песком, который я притащил из пустоши.

Алхимики уже с ним поработали, и моя догадка оказалась верна.

— Он там везде, по всему периметру Печати. Не знаю, каким образом Воздушным Лордам это удалось, но это они нарушили целостность Печати.

Эвин тяжело вздыхает и так сильно сжимает в ладони пробирку, что тонкое стекло моментально идет трещинами и лопается, впиваясь ему в кожу. Он только брезгливо стряхивает осколки на пол и наспех перевязывает рану носовым платком.

— Я трачу государственную казну на новое вооружение, на разведку, на новые войска, но эти поганые… все равно шастают у меня под носом, как у себя дома! — Эвин припечатывает стол кулаком, и на пергаменте с выводами алхимиков о содержимом песка, остается красный след. — Они не могут выиграть в открытом противостоянии и не придумали ничего лучше, чем разорвать Артанию изнутри.

Мне тяжело сосредоточиться на этой задаче, потому что мысли то и дело перепрыгивают на образ Тиль и вопрос.

Символы Бездны на ее руке в ту ночь, когда она пыталась прогнать Призраков.

Я видел их собственными глазами.

И совсем недавно, похожие.

На теле Владычицы.

Что он тогда орала мне вслед?

«Что ты видел?» «Где она?»

— Проклятье, Рэйв, я еще и тебя должен погонять?!

Только в последний момент успеваю убрать голову с пути полета тяжелого серебряного кубка. Он падает где-то сзади и несколько напряженных мгновений качается по полу с печальным звоном.

Я снова пропустил слова Эвина.

— Прости, — говорит он, и устало падает в кресло, как подкошенное молнией дерево. — Не думал, что мне когда-нибудь снова придется пережить… все это.

Мы обмениваемся понимающими взглядами.

Воевать с Лордами Летающих островов — сложно, но можно.

Воевать с Лордами и Бездной — нереально.

Мы оба это знаем.

Должен ли я рассказать ему про Тиль?

Это, вероятно, будет еще хуже, чем признаться, что она — самозванка.

Потому что, если все эти звоночки верны…

Я потираю переносицу, поднимаюсь. Сгребаю со стола все пергаменты и с молчаливого согласия Эвина бросаю их в камин. Огонь с наслаждением набрасывается на сухие листы и через пару минут от секретных донесений остаются лишь жалкие кучки пепла.

— Иногда я думаю, что мне не следовало поступать так, как я поступил, — слышу раздосадованный голос Эвина. — Может, было бы лучше остаться просто…

— Не произноси это вслух, — предупреждаю я.