Что может быть не так, когда мы вдвоем? Мы созданы друг для друга.

«Почувствуй!» — продолжает сопротивляться внутренний голос, и я пытаюсь найти причину для беспокойства. Конечно, только чтобы его успокоить и отдаться своим чувствам.

Рука герцога у меня н животе.

Второй он придерживает меня за локоть, не давая погрузиться в воду.

Но… кто тогда гладит мое плечо?

Эта мысль действует как отрезвляющий осенний холодный дождь.

— Рэйвен, ты… — Мои губы немеют от недостатка сил.

— Моя маленькая сладкая монашенка, — его голос как будто сквозь эхо.

Нет, не его голос.

Его голоса.

Я дергаю рукой, пытаясь освободиться, но вместо этого только сильнее запутываюсь в его объятиях.

— Даже не смей думать о побеге, монашка. — Резко, жестко, лишая остатков воли. — Ты сегодня главное блюдо на нашем столе.

Он сказал «нашем»?

Мне ведь не показалось?

Пытаюсь энергичнее работать ногами, но что-то мешает.

Опускаю взгляд и на этот раз не могу подавить крик, потому что там, через прозрачную толщу воды, хорошо видны темные вихри, опоясывающие мои ноги словно неразрывные цепи.

— Отпусти меня… пожалуйста, — кое-как нахожу силы на униженную мольбу о помощи. — Ты обещал, что никогда не причинишь мне вред.

— Мы ничего не обещали, — мурлыкают голоса. — Мы так давно не находили ничего настолько вкусного…

— Рэйвен, ты… обещал. Пожалуйста. Ты ведь не мог совсем исчезнуть.

И именно эта мысль причиняет невыносимую боль.

Я не могу представить свой мир, в котором его не будет.

Не могу и не хочу.

— Ты зря беспокоишься о своем Инквизиторе, малышка — он крепко спит.

Инквизиторе?

Глаза снова начинают слипаться.

Может быть, на этот раз я уйду в сон и останусь там навсегда? Там мой Рэйвен жив.

Почему меня не тревожит что он «инквизитор»?

Он ведь охотится на таких, как я — непонятных, со странными символами Хаоса на коже.

Что такое ga’an’ern?

Почему я так его назвала?

— Ты… ты?! — шепот переходит на громкий оглушающий визг и в ту минуту, когда я чувствую уже знакомую ударную волну защиты браслета, мое тело камнем уходит под воду с головой, полностью лишенное опоры и поддержки.

Я все-таки потерял контроль.

Проклятье!

О том, что это произошло, не трудно догадаться по тому, что мы с Тиль одновременно выныривает из-под воды, но на противоположных концах бассейна. И вид у нее такой, будто она как раз придумывает самый мучительный способ меня убить.

Вероятно, я заслужил.

Потому что последнее мое воспоминание — оно еще до того, как малышка нырнула в воду.

Потом лишь обрывки воспоминаний в рассеянном тумане других образов — похотливых и кровавых, с привкусом крови и пепла.

Повозкой «моего сознания» снова управляли демоны и этих ребят, судя по всему, очень заносило на поворотах.

— Вы же мне обещали! — кричит Тиль, сплевывая воду, и стыдливо прикрывая одной рукой прилипшую к груди шелковую нижнюю сорочку н тонких бретелях.

У нее настолько ослепительно белые плечи и невинные крохотные веснушки на ключицах, что я, рыкнув на самого себя, поворачиваюсь спиной. До боли цепляюсь пальцами в края бассейна.

— Тиль… — Бездна все подери, впервые в жизни я не знаю, что сказать, потому что правда обещал. — Мне правда жаль, Тиль. Я думал, что… сильнее.

— Вы думали! И пока вы думали, ваша самонадеянность чуть не стоила мне чести! И жизни!

Я буквально силой удерживаю себя от желания чуть-чуть повернуть голову, чтобы хоть одним глазом полюбоваться на нее в ярости. У нее так премило розовеют щеки и раздувается нос!

А между тем, до меня с опозданием доходит, что я уже не чувствую боли в груди, и как минимум не истекаю кровью. На восстановление еще потребуется время, но сегодня я точно не умру, если только моя малышка не приложит к этому руку.

— Благодаря вам, Тиль, я жив, — говорю смиренно и тихо. И горло режет непривычными интонациями. — Вероятно, мне следует благодарить богов за вашу отвагу и доброе сердце.

— Вероятно, вам следует запихнуть ваш лживый язык в вашу лживую задницу и убраться, пока кому не пришло в голову проверить причину грохота в спальне королевской невесты!

— Да ради богов, Матильда, я же первый раз в жизни извиняюсь! — С досады так сильно сжимаю пальцы, что трескаются красивые керамические плитки. — Могла бы проявить милосердие, ты все-таки монахиня!

Я чувствую, как она бьет кулаком по воде, посылая в мою спину настоящей маленький шторм.

— Минуту назад, Ваша Светлость, вы думали отнюдь не милосердии!

— Это бы не я, Тиль. — Похоже, я сделал все, чтобы окончательно лишиться ее доверия.

— Мне все равно, Нокс. Я еще раз настойчиво прошу вас уйти. И… больше не появляться мне на глаза. Считайте, что я выполнил свой долг Короне и вы ничего мне не должны.

Я подтягиваюсь на руках, медленно поднимаюсь из воды, стряхивая влагу с волос.

— Боюсь, Тиль, чтобы стать полноценной невестой Эвина, вам придется еще какое-то время потерпеть мое мерзкое общество.

— Я не собираюсь становиться его невестой на всю жизнь!

— Но вам придется!

Я все-таки оборачиваюсь и срываю с себя противные мокрые бинты. Шрамы на коже просто отвратительные, хоть их определенно пытались тщательно сшить. Это не брутальные отметины от меча, которые придают мужчине шарм отваги и смелости, а заодно раздвигают даже самые стыдливые женские ноги. Это рваные следы от когтей Беала — глубокие и косые.

Но, несмотря на это, Тиль смотрит на меня в упор.

Без отвращения и даже не падает в обморок.

Возможно, я льщу себя надеждой, но в ее зеленых глазах… желание прикоснуться?

Нужно вернуть мысли в прежнее русло, потому что голова демонов во мне еще слишком слышны, а мысли о мокрой монашке и о том, что ее одежда настолько просвечивает, что я могу видеть оттенки ее груди, определенно не способствуют успокоению.

— Тебе придется стать герцогиней Лу’На, Тиль. Заменить ее собой, раз уж какой-то непонятной воле богов было угодно сделать вас настолько… похожими. Это лучший выбор для всех — Эвин получит добрую и отважную жену, богатые земли, древесину для воздушных кораблей и золотые рудники. А ты… больше никогда не будешь голодать.

Только после того, как слышу этот собственный монолог, до меня вдруг доходит, что я собираюсь сделать на самом деле.