— Так Сергей Тарасович же ж потому вас и… Это… Короче, мало народу. Кто уехал, кто напуган так, что просит его запереть, дать какую-то несложную работу… сейчас на первом этаже ковыряются потихоньку. На второй даже и не хотят. Так шо на вас вся надежда.

— А как я могу увидеть тех, кто был напуган?

— Хм. Я думал, вы будете смотреть тут вокруг, так сказать, следы преступления искать… Юрко!

Подошел молодой парнишка.

— Проведешь Веру Алексеевну по объекту и передашь от меня усем рабочим, хто сегодня есть: чтобы поговорили с ней, бо она от нашого хозяина. Понял?

Молодой хлопец состроил недовольное лицо, но подчинился. Не хочет быть нянькой какой-то незнакомой тетке… Наверняка решил, что очередная инспекция. Ладно, пусть. Несколькими направляющими вопросами Вера мальчика разговорила, и он взахлеб принялся рассказывать ей о том, что стройку сглазили и теперь все боятся здесь работать.

— А что у вас случилось?

Она знала, но нужно послушать голос.

— Как что? Все газеты об этом писали. Чертовщина… И люди погибали, представляете? Как тут не испугаться? Все жить хотят.

— Сочувствую. Один погиб? Или больше?

Парень сделал круглые глаза и рассказал: вначале ножи исчезли из кухни, потом их нашли в другом месте. Соль рассыпал кто-то, но не человек — никто из рабочих не признался. Это было предупреждение. Потом… потом много было страха, звуков. А еще до всего этого свалился с высоты подъемник со Стефаном.

— Трос был исправен, все поднимались и спускались много раз, — сказал рабочий. — Как он упал? Загадка…

Вера слушала его и одновременно прислушивалась к обстановке. Как тут что-то поймешь, когда это не стены, не дом, а конструкции? Когда входишь в квартиру или дом, сразу все понятно, надо только не спешить, остановиться и прислушаться. Дом сам тебе расскажет о людях, в нем живущих. И даже если их давно нет — все равно расскажет. Запахом, скрипом паркета, покосившейся форточкой — всем, любой мелочью. Отпечатком жизни, который все мы оставляем на любом предмете, к которому прикасаемся.

— Молодой человек, — сказала Вера, — помолчите, пожалуйста. Но будьте рядом.

Она спустилась вниз, там слышались звуки. В просторных помещениях цокольного этажа работали строители. Веру удивило, что разговаривали они тихо и даже без мата. Некоторые парни двигались замедленно, мышцы лица у них были расслаблены, глаза блестели. Значит, хлебнули алкоголя, и, видно, немало… Вера не любила литературных штампов и книжных фраз, вроде «атмосфера была гнетущей», но как тут выразиться иначе? Именно гнетущей она была, и никакой другой. Что ж, значит, придется работать с той атмосферой, какая имеется…

Много чего почувствовала Вера Лученко в этот час, только если ее спросить: «Что именно?» — ответить бы она не сумела.

Михаила Петровича она нашла в том же вагончике, где переодевалась. Вера зашла, скинула спецодежду, не обратила внимания на звон стакана, который Лозенко торопливо убрал под стол.

— Расскажите мне про все случаи, — попросила она.

Директор помрачнел. Однако вздохнул и негромко перечислил всех, кто погиб. Стефан Вовкулак разбился в упавшем подъемнике. Станислав Приходько временно ослеп, потом его увезли на машине «скорой помощи», но машина оказалась ненастоящей… Тобто, может, и настоящей, зато врачи поддельные — они исчезли. Приходько потом нашли, он уже все видел, но ничего не помнил. Потом сантехник Микола… Николай Мищенко. Это вообще черт знает что! Нашли облитого водой и замерзшего внизу, в подвале. Вода превратилась в лед на морозе. А потом упал с высоты Федул и разбился, но пока жив. А еще были звуки: грохот, вой ветра. И птицы летели и разбивались о стекло.

— Птицы? — удивилась Вера. — Разбивались? — Это ей что-то напомнило, но она не могла понять что.

— Да, птицы… В кровавую лепешку. А про листовки с описанием пыток и казней я молчу, — хмуро сказал Лозенко, — бо то понятно. Это нам подбрасывали противники стройки, их там целый отряд. А может, они и людей убивали, с них станется. Да, точно! И трос могли подпилить, и человека приковать и облить водой. Я и в милиции рассказал об этом, там отнеслись серьезно, сказали, что будут их привлекать к ответственности…

Вера не слушала.

— Погодите, — перебила она директора. — В какой больнице этот ваш Федул? Как его фамилия, кстати? Я хочу с ним поговорить.

Лозенко задумался.

— Фамилия его Довгалюк. Вроде в клинике на Краснозвездном?.. А, постойте! То ж ваша клиника, я вас там сегодня забирал. Точно! Там он лежит. Только вы с ним не поговорите.

— Почему?

— Он то ли в коме, то ли шо, только не может говорить.

— Да?.. Погодите минутку.

Она набрала номер на маленькой серебристой трубке-раскладушке.

— Никита? Это Вера, извини, что беспокою. Мне на минутку. Скажи, у тебя в травматологии лежит Федул Довгалюк? И как?.. Ага… Ясно… Я заеду к тебе позже, может быть, завтра. Мне надо на него посмотреть. Ты завтра когда дежуришь? Главврач? А ты уходишь? Ну пожалуйста, — ее тон сделался просительным, — дождись меня… Это важно. Спасибо! Все, пока.

— Михаил Петрович, распорядитесь, чтобы меня пропускали сюда в любое время, хоть поздно вечером, хоть ночью. И если я буду не одна — тоже. Договорились?

— Як скажете… Вас подвезти?

— Не надо, спасибо. Я на метро.

На самом деле Вера не собиралась спускаться в метро. Она поняла, что ей хочется поговорить с противниками стройки, теми, что дежурят у забора. Она пошла в их сторону и вдруг увидела театр. Вот это да!.. По фасаду здания с колоннами пролегла трещина довольно страшного вида. И тут Вера вспомнила, что здесь же работает ее подруга, известная артистка Лидия Завьялова. Редкий случай, когда можно извлечь из этого пользу… Но сегодня уже не успеть, завтра надо Лидке позвонить и напроситься в театр.

А протестующие никуда не денутся.

За полторы недели до убийства.

Андрей Двинятин чувствовал себя не в своей тарелке. Он с любимой женщиной вроде не ссорился, они даже иногда созванивались. Но жили врозь. Потому что он, видите ли, обещал Вере быстренько достроить дом в Пуще и в нем жить с ней весело и уютно… Легко сказать! Все оказалось в сто раз сложнее, препятствия нагромождались одно за другим. Потом наступила напряженка с деньгами. И он не придумал ничего лучше, чем с головой уйти в работу, чтобы не думать об этом. Втайне надеясь еще и заработать побольше.

Но Вера не тот человек, с которым можно вот так — пообещал и не сделал. Да, он виноват, конечно. Но нельзя же так! В конце концов, он скучает…

«Чем она сейчас занимается, интересно?» — подумал Двинятин.

Он сидел за столом в клинике и заносил в журнал последние свои действия с клиентами: кого принимал, сколько чего кому назначил… Скоро придут следующие. За боковой дверью слышится тоненькое поскуливание: это боксерша Шелли скучает одна. Веселая дружелюбная псина. Хозяева все время путешествуют и оставляют ее на передержку. Шелли не жалуется, сидит в клетке, если надо, то есть когда другие животные сидят в соседних. А когда одна — ее выпускают бегать по всей клинике… Она очень любит и своих хозяев, и Андрея, и второго ветврача Зою. Наверное, считает их своей стаей, требует с ней играть, сует в колени твердый мячик.