Сперва Владимир хотел было расширить рану на ладони настолько, чтобы вытекшей крови хватило на хороший световой столб, но потом он подумал, что рог может «перегореть», и тогда он останется без единственного надежного оружия. Этого допустить никак нельзя. Мелких снующих вокруг тварей еще было очень и очень много, со всех сторон доносилось громкое щелканье, свист, какие-то шепотки и переругивания, несколько раз Дубровскому отчётливо слышалась человеческая речь на каком-то неизвестном каркающем языке, где-то над головой периодически раздавалось зловещее клокотание и хлопанье крыльев.

В течение часа Владимир бродил по округе и собрал всё, что, по его мнению, могло гореть: тряпки, обломки дерева, пучки какой-то жесткой, похожей на чахлый камыш травы, обрывки бумаги и упаковочной тары. Больше всего, конечно, было тряпок, которые раньше были одеждой. Несколько раз попались довольно целые, сохранившие форму пальто и шинели, судя по форме пуговиц и покрою, это были очень старинные вещи, скорее всего, еще дореволюционные. Все найденное Дубровский стаскивал в одну большую груду, по истечении часа она выросла почти на полтора метра над землей, а в диаметре была больше трех метров.

Загорелась свалка вещей быстро, небольшой язычок пламени, рожденный дешевой китайской зажигалкой, весело взметнулся по грубой холщовой материи, и уже через пару секунд перед Владимиром полыхал огромный костер. Косматые языки пламени поднимались на высоту трехэтажного дома, жар был настолько сильный, что Владимиру пришлось отойти на приличное расстояние. Сила огня оказалась не по вкусу мелким бестиям, и они в страхе разбежались кто куда и забились в свои потайные норы.

Жар огня, его свет, его сила наполнили душу Владимира такой энергией, что он почувствовал, что еще немного, еще чуть-чуть, и он сможет найти выход и выбраться из этого богом забытого, проклятого места.

Душа пела и ликовала, сделалось так хорошо, что Дубровский закричал во все горло.

– А-а-а-а-а! – орал Владимир, что было сил. – А-а-а-а!

Видимо, боги, если они были в этом мире, услышали призыв скачущего вокруг костра человека и ответили на него. Раздался громкий треск, потом ударил раскатистый набат грома, в темном мареве неба мелькнула молния, и на землю полился дождь. Густые, тяжелые, черные капли падали сверху. Попадая на пламя, они шипели и испарялись, негодуя из-за краткости своей жизни. Ливень был короткий, но очень сильный, плюхнуло, как из ведра.

Раз!.. И все! Огня нет, света нет! Лишь навалившаяся чернильная тьма и зловещий, торжествующий стрекот и щелканье мелких тварей, почувствовавших слабость человека.

Владимира скрутил приступ паники и отчаяния. Резкая перемена, которая с ним случилась за пару минут, вот только что он чувствовал себя первобытным богом, бросившим вызов стихии, а буквально через мгновение – он никто, слабый человечишка, оказавшийся в смертельной опасности, откуда нет пути к спасению. Свет на конце рога погас, и мир погрузился в кромешную темноту.

В этой навалившийся тьме человек ясно осознал, что сейчас умрет. Хитиновые, волосатые, облезлые твари выберутся из своих нор и укромных мест, соберутся в стаю и накинутся на одинокого человека, растерзают его, вгрызутся в теплую, еще живую плоть и высосут жизнь.

Владимир обессиленно плюхнулся на колени и приготовился умереть. У него не было сил, чтобы дальше сопротивляться, да и не хотел он уже сопротивляться. Зачем? Все равно смерть рано или поздно всех настигнет, так какой смысл сопротивляться ей. Проще перестать рыпаться и трепыхаться и обрести, наконец, вечный покой.

Сквозь сомкнутые веки, всей кожей, особенно теми местами, где зияли недавние раны, человек почувствовал, что сейчас ему придет конец. Трескотня, визг и переругивание мелких исчадий ада слышались отовсюду, они медленно приближались к человеку со всех сторон, они понимали, что жертва выдохлась и обессилела. Еще немного, и они полакомятся свежим мясом.

Владимир коротко помолился и неожиданно вспомнил лицо Даши, причем он помнил её не с уродливыми шрамами на одной половине лица, нет, он увидел её другой – красивой, без уродства, с просветленным, одухотворенным обликом.

От видения забрезжил легкий огонек света, маленький и трепетный, как язычок церковной свечки, которая стоит одну копейку и которые частенько лежат в храме бесплатно, специально для таких маетных, ищущих душ.

Владимир открыл глаза и удивленно отметил, что язычок пламени правда существует, причем не в его видениях, а в реальности. Где-то вдалеке светился пока еще небольшой из-за расстояния клубок света. Вскочив на ноги, Дубровский сильным ударом разметал близко подошедших к нему пауков и бросился бежать к свету. Боясь потерять огонек из виду, он на бегу слегка разодрал свою многострадальную ладонь и, как только рог вспыхнул, опустил его пониже, чтобы свет не мешал ему видеть направление, и принялся бежать еще быстрее. Человек несся огромными скачками, перепрыгивая через трупы и не успевших скрыться тварей. Он понимал, что там, где есть свет, там и должен быть выход из этого чёрного мира.

Мужчина бежал все быстрее и быстрее, огонек становился все ярче и ярче, он рос на глазах, становился больше и сильнее. Совсем скоро небольшой огонек превратился в целую россыпь огней, а еще через какое-то время человек выбежал на пустое, свободное от костей и трупов пространство.

На залитой тусклым, мрачноватым светом пустоши стояло двенадцать сгорбленных существ. Человекоподобные фигуры, невысокие, не выше полутора метров горбуны, в темных, кожаных хламидах с глубокими капюшонами. У каждого в руках тонкий длинный посох, заканчивающийся небольшим светящимся кроваво-рубиновым светом огнем. Ноги у горбунов были тонкие и почему-то переходили не в ступни, а в трёхпалые птичьи культяпки. Из-под капюшонов выглядывали отливающие золотом маски, изображающие птичий клюв. Этот облик напомнил Владимиру что-то из Средневековья, нечто подобное он видел на картинке в учебнике по истории. Что-то связанное с чумой или холерой. А что конкретно, Владимир вспомнить не мог.

Горбатые фигуры образовывали круг, в центре которого горел огонь непривычного, маслянисто-чёрного цвета. Именно на свет этого огня Дубровский и прибежал. Но сейчас он понял, что это был не божественный свет, не путь к спасению. Нет, этот огонь, скорее всего, был проклятием, приманкой для таких, как он.

Владимир сделал осторожный шаг назад, потом еще один, горбуны стояли не шевелясь, не обращая никакого внимания на незваного визитера. Человек было уже облегченно вздохнул, подумав, что сможет уйти незамеченным, но не тут-то было. Двенадцать горбунов как-то разом, всем скопом оглянулись на человека и не сговариваясь пошли в его сторону. Ближние две фигуры в тяжелых плащах угрожающе выставили свои посохи вперед, навершия на них запульсировали красными маячками.

Дубровский понял, что еще мгновение, и его испепелят. В человеке неожиданно проснулась воля к жизни, желание бороться с этими клюворылыми горбунами. В человеке проснулся зверь – первобытный и беспощадный. Зверь, который становится сильнее льва, если его загнать в угол.

Дубровский перехватил рог правой рукой, левую поднес к губам и что есть сил вгрызся зубами в запястье на левой руке. Молодые, крепкие зубы с неожиданной легкостью прокусили кожу на запястье, тут же были повреждены кровеносные сосуды, пролегающие в этом месте. Человеческий рот наполнился солоноватым вкусом, Дубровский смачно харкнул собственной кровью на рог и тут же хватился обеими руками за витую, длинную кость. Кровь полноводным ручьем вытекала из разорванного запястья, стекала по костистому рогу, который на глазах наливался хрустальным, пронзительным, режущим глаз светом.