– Фу, гадость какая, так и вижу гроздья разбухших от арийской крови пиявок!

– Слава, если ты не прекратишь, я выгоню тебя вон. Твои тинейджерские выходки переходят все границы!

– Папа, не ори на него. Если он уйдет, я тоже тут не останусь. Слава, помолчи пока, ладно?

– ОК, – буркнул брат. (Молодцы, ребята!)

– Спасибо, Виктория. – Голос Андрея все больше напоминал скрип плохо выделанной кожи, папуля явно не представлял, насколько дети отдалились от него. – Так вот. Фридрих, не обращая внимания на мои подшучивания, постоянно интересовался тобой, дочка. Он просил у меня твои фотографии, смотрел наше домашнее видео, говорил только о тебе. И я с удивлением понял, что Фридрих и на самом деле влюбился. Никогда бы не поверил, что такое возможно – полюбить кого-то, ни разу не встречавшись с ним! (очень даже возможно, уж я-то знаю!)[5]– Но так случилось. Фридрих терпеливо ждал твоего совершеннолетия…

– И, как хороший бизнесмен, он заручился гарантиями – полной и безоговорочной поддержкой отца своей дамы сердца! – Славка держать долго язык за зубами просто не в состоянии. Наш человек!

– Так сложилось, – тяжело вздохнул Голубовский, устав, похоже, реагировать на комментарии сына. – В общем, эти весенние каникулы планировались нами заранее, фон Клотц так надеялся на них… И ведь у него поначалу получилось, его любовь не оставила тебя равнодушной, Вика, я же видел!

– Да, но потом, когда он…

– Ну прости ты его, пойми его! Фридрих – взрослый мужчина, он так долго ждал тебя, гибель вашей матери потрясла его не меньше, чем всех нас. Стресс, бессонные ночи, желание уберечь тебя, дочка, от всех бед и невзгод, да просто страсть, в конце-то концов! – Андрей возбужденно заходил по гостиной. – Поверь, я, как мужчина, а не как твой отец, могу его понять. Фридрих осознал свою ошибку, он очень раскаивается, очень! И он… – помедлив пару секунд, Голубовский продолжил, – он распалился еще больше. И уперся. В общем, Виктория, в твоих интересах понять и простить Фридриха, не упрямиться, вспомнить свои первоначальные чувства по отношению к нему. И поверь мне, он сделает тебя самой счастливой женщиной.

– А если нет? – тихо проговорила Вика.

– Что – нет?

– Если я не могу вернуться к началу, не получается?

– Значит, надо постараться, чтобы получилось, – сухо ответил отец. – Фон Клотц все равно женится на тебе в ближайшее время. И с этим фактом тебе придется смириться.

– С какой стати?! – Это снова Славка.

– Срок беспроцентной ссуды истекает. По условиям нашего с фон Клотцем договора я должен либо вернуть ему всю сумму полностью, либо отдать ему тебя в жены.

– То есть продать? – тихо уточнила Вика.

– Понимай как хочешь! – раздраженно заорал Голубовский. Он явно устал сдерживать эмоции. – Но вылетать в трубу из-за бабских капризов я не намерен! У меня все деньги крутятся в деле, изъять единовременно такую гигантскую сумму я не в состоянии! Сюси-пуси, лютики-цветочки ищи в женских журналах, доченька! Мне очень жаль, что вы с братом так рано столкнулись с прозой жизни, но тут уж ничего не поделаешь. Матери больше нет, и теперь тебе, Вика, придется взять на себя ее функции по отношению к младшему брату. У меня заниматься его воспитанием нет времени.

– Да и особого желания! – Холод снова вернулся в голос Сашиной дочери.

– Пусть даже так! Александра вас безбожно избаловала, ты, Слава, отвратительно непослушен и невоспитан. Исправлять все, что напортачила ваша мамаша, я не намерен…

– Заткнись! – Ломающийся Славкин голос сорвался на фальцет: – Не смей так говорить о маме, ты! Мы давно уже не нужны тебе, мы только мешаем! А дома тебя с нетерпением ждет эта молодая гадина, надеется, что Андрюшенька вернется к ней свободным и без груза старой семьи! Жена погибла, дочь выгодно продана, сыном теперь должна заниматься сестра! Ты, отец, похоже, даже рад, что мама погибла! А если бы еще и я в пропасть упал, совсем хорошо было бы!

– Не смей! – Звонкий удар пощечины. Грохот упавшего стула, на который, видимо, налетел Славка…

– Ты с ума сошел, отец! У него же кровь! – негодующий крик Вики. – Давай, Славочка, помогу, вставай.

– Не надо, я сам. – Хриплый Славкин голос был подозрительно спокоен. – Ну что же, папуля, теперь, думаю, между нами все ясно. Точку ты поставил увесистую. Можешь размахивать кулаками и дальше, но мое мнение окончательное – ты трус и подлец! И учти – использовать Вику для собственной благополучной жизни с Галчоночком я тебе не позволю.

– Ох ты, боже мой! – насмешливо протянул Голубовский. – У щенка зубки прорезались, страшно-то как! В общем, так, детки. Я пытался достучаться до вас, до вашей совести, но это бесполезно, как я вижу. Вы – самые обычные эгоисты, привыкшие думать только о себе и не питающие никакого уважения к отцу. Особенно это касается тебя, Владислав! Да если бы я позволил себе в твоем возрасте так разговаривать со своим отцом, на мне места живого не осталось бы от его ремня! И часика два-три я отстоял бы на коленях, на горохе. Раз вы не понимаете по-хорошему, будем общаться на доступном вам языке. Ты, Виктория, готовься к свадьбе, которая состоится через пять дней. Если будешь вести себя разумно, тебя ждет великолепная церемония с белым платьем, лимузином и толпой гостей. Если ты продолжишь упрямиться, мы обойдемся и без твоего присутствия. Просто оформим брачный договор в мэрии – и все. И ты станешь фрау фон Клотц! А потом я заберу Владислава и вернусь домой, в Минск. Там, сынок мой разлюбезный, тебя ожидает Суворовское училище, пусть отцы-командиры вправляют тебе мозги, сестре, я думаю, это не удастся. А я женюсь на Гале, как только получу свидетельство о смерти вашей матери. И официально стану вдовцом.

– И не надейся, ничего у тебя не получится, – сквозь зубы произнес Славка. – Я не младенец беспомощный, да и Вика – не кукла… А что, если я в Минске в милицию пойду?

– Получится, сыночка, получится, – издевательски хохотнул Андрей. – Кто тебе поверит в милиции, а? Пришел пацан какой-то и несет полный бред, обвиняя всеми уважаемого человека, собственного отца, во всех смертных грехах! Будешь упорствовать – вместо Суворовского загремишь в психушку. Вам все ясно, детки?

– Все, папа, – прозвучал после паузы безжизненный голос Вики.

– Тогда марш в свои комнаты, вам есть над чем подумать. Надеюсь, завтра все будет по-другому.

– Будь уверен! – Это Славка. Словно камень уронил. – Пойдем, Вика.

– Да, – судорожный вздох, похожий на всхлип. – Пойдем.

Я вжалась в угол кресла, снова пытаясь изобразить небрежно брошенный на него старый плед. Удачное расположение мебели в гостиной и состояние Голубовских, действуя слаженно и дружно, и на этот раз пришли мне на выручку.