Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты любишь во мне? — спросила она мягко, заставая меня врасплох.
Было так трудно выразить любовь словами, особенно для меня. Я никогда не любил говорить об эмоциях, но Марселла не оставила мне выбора.
— Ты жестока, — ответил я с подавленным смехом.
Марселла облокотилась на мою грудь, проводя ногтями по моей коже.
— Я люблю, что ты удивила меня, что ты не склонилась и не умоляла, когда мы тебя похитили. Я люблю, что ты подружилась с испорченной бойцовской собакой и до сих пор навещаешь ее. Я люблю, как ты улыбаешься мне. Я люблю, как ты предана своей семье, даже если это делает мою жизнь намного сложнее. Я люблю, что ты не пытаешься скрыть свои шрамы, а превращаешь их в заявление.
Я сделал паузу. Мои мысли наплывали друг на друга в голове.
Марселла наклонилась вперед и поцеловала меня.
— Спасибо, — сказала она просто.
— Ты простила мне непростительное, — произнёс я.
Ей нужно знать, что я понимаю, как сильно я облажался.
Она просто кивнула, будто это было само собой разумеющимся.
— Я никогда не считал, что Витиелло прощают.
— Мы не прощаем, ну кроме тех, кого мы любим.
Я признался Марселле в любви, и после того, как я убил ради нее своего дядю, она, вероятно, поверила, что я действительно люблю ее, но она сдерживала любое признание в любви. Я понял это, без колебаний принял ее потребность во времени и пространстве, но теперь я нуждался в большем. Я подвинулся ближе, коснулся ее бедер.
— Ты простила меня.
Марселла вздохнула.
— Потому что я люблю тебя.
Я целовал ее снова и снова. Я хотел остаться так навсегда, только мы вдвоем.
— Никто не будет счастлив от нашей любви, — сказал я.
— Это не имеет значения, пока мы вместе.
Марселла
Я взглянула на часы, и мое лицо замерло.
— Уже почти час ночи. Наверное, нам стоит вернуться, пока отец не отправил поисковую группу. Телохранители наверняка уже рассказали ему о нашем побеге.
Ухмылка Мэддокса стала дразнящей, и он погладил меня по попе.
— Мне не хочется вставать или возвращать тебя в семью, никогда.
Он погрузил пальцы между моих бедер, чувствуя мое затянувшееся возбуждение.
Я закрыла глаза, впившись зубами в нижнюю губу, наслаждаясь тем, как Мэддокс дразнит меня. Мне хотелось провести с ним всю ночь, заниматься любовью и разговаривать, особенно после того, как мы только что заявили о своих чувствах друг к другу.
Я снова вздохнула.
— Не искушай меня. У меня и так достаточно проблем.
Он похлопал меня по заднице.
— Хорошо, тогда давай предстанем перед нашим судом.
Я засмеялась. Папа, вероятно, уже вынес свой вердикт, и он не будет хорошим ни для кого из нас.
Я выпрямилась, полностью обнаженная. Взгляд Мэддокса окинул меня так, что по спине пробежала приятная дрожь. Я тоже позволила себе немного полюбоваться мускулистой и чернильной верхней частью тела Мэддокса. Мне нравилось проводить пальцами по упругим ребрам и спускаться по мягкой коже к поясу.
— Если ты и дальше будешь так смотреть на меня, мы не скоро вернемся, — предупредил Мэддокс низким голосом, его член наполовину затвердел.
Я пожала плечами.
— То же самое, Мэд.
Он потянулся ко мне, но я с хихиканьем отпрыгнула назад и прокралась к тому месту, где уронила стринги, при этом не забыв вызывающе нагнуться, поднимая и надевая их.
Мэддокс вскочил, схватил кожаную куртку и накинул ее мне на плечи.
— Тебе действительно нужно надеть ее, или я собираюсь трахнуть тебя, нагнув над байком.
— Мне бы этого хотелось, — сказала я с дразнящей ухмылкой.
Мэддокс со стоном покачал головой и стал одеваться.
Я достала свое платье из седельной части и снова надела его, даже если оно помялось. Если бы я вернулась домой только в кожаной куртке Мэддокса, отец без вопросов пустил бы пулю в голову Мэддоксу. Состояние моего платья тоже не принесло бы Мэддоксу никаких бонусов.
***
Я прижалась к нему еще крепче, когда мы ехали обратно в особняк, не потому что боялась мотоцикла, а потому что хотела быть как можно ближе к нему.
Как только мы остановились перед особняком, дверь открылась, и папа вышел, выглядя очень злым.
Я слезла с мотоцикла.
— Тебе лучше уехать домой, я с ним разберусь.
Мэддокс покачал головой и тоже слез.
— Я не трус. Я доведу тебя до двери, как сделал бы любой хороший джентльмен.
— С каких это пор ты джентльмен? — спросила я.
Папа ждал нас со скрещенными руками. Мне очень хотелось, чтобы Мэддокс послушал меня.
Мэддокс кивнул.
— Надеюсь, мы не нарушили комендантский час Марселлы, — сказал он.
Конечно же, он не мог удержаться от провокации папы, что было равносильно тому, чтобы ткнуть разъяренного медведя.
Я быстро прижалась к отцу и обхватила его правую руку — его руку с пистолетом и ножом, хотя он мог драться обеими руками, — не давая ему напасть на Мэддокса.
— Это было глупо, — прорычал он. — Есть причина, по которой я держу несколько телохранителей вокруг Марселлы. Тебе лучше знать, как легко можно похитить человека.
Мэддокс натянуто улыбнулся.
— Я был рядом с ней все это время. Я бы защитил ее, и нападавшим было бы трудно преследовать нас на моем Харлее.
— Они могли бы протаранить вас своей машиной. Мы не знаем, сколько твоих друзей-байкеров все еще жаждут мести, а ты подвергаешь опасности мою дочь!
— Это был мой выбор. Я хотела побыть наедине с Мэддоксом, пап. Я не хочу всю жизнь жить в страхе перед возможным нападением. Я хочу жить.
— Если ты будешь мертва, этого точно не случится, — прорычал папа.
Я впилась ногтями в его руку.
— Я взрослый человек, так что если ты хочешь кого-то обвинить, обвиняй меня.
— Я всегда буду защищать Марселлу своей жизнью, можешь на это рассчитывать, — яростно сказал Мэддокс.
— Почему бы вам не поговорить в другой раз? Уже поздно, а ты все равно злишься из-за вечеринки, — сказала я.
Отец вяло кивнул, но продолжал пристально смотреть на Мэддокса. Я улыбнулась Мэддоксу.
— Спокойной ночи, — сказала я, но не поцеловала его.
Мэддокс улыбнулся мне и кивнул моему отцу, после чего вернулся к байку. Я смотрела, как он уезжает, а затем последовала за папой в дом.