– Ты шел к нам в гости, о могущественный властелин леса, но злые невры[82]поразили тебя копьем и стрелами. Прости нас за то, что мы не уберегли тебя. Но мы всегда будем помнить твою любовь к нам. Прими нашу жертву и смилуйся над нами, о повелитель лесного царства! Приходи к нам почаще, мы всегда рады видеть тебя…

С этими словами предводитель взял кусок лосиного мяса и, отрезав немного, бросил в огонь. Его примеру последовали остальные охотники. А затем вместе с одетым в медвежью шкуру кривоногим все несколько раз обошли вокруг костра, приплясывая и выкрикивая угрозы в адрес невров, мнимых убийц медведя.

После жертвоприношения охотники дружно набросились на свежатину. Первым насытился предводитель: вытерев жирные пальцы о медвежью шкуру, встал на ноги и медленной походкой направился к лодкам. Вдруг он замер, вглядываясь вдаль.

– Ойех! – его тревожный возглас вмиг разметал сытое благодушие охотников.

Они окружили предводителя; не говоря ни слова, он показал рукой на дальний перелесок. Там, еле видимый глазу, витал над деревьями прозрачный дымок. Озабоченно хмурясь, охотники некоторое время совещались; затем, торопливо сложив добычу в лодки, быстро заработали веслами, направляясь к берегу, туда, где горел костер…

Абарис был в отчаянии: перебраться на противоположный берег Истра, словно соломинками, игравшими огромными древесными стволами, вывороченными с корнями, без лодки было немыслимо. Его спутники, разложив костер в перелеске на поляне, тоже были не в лучшем настроении; мрачные и безмолвные, они готовили обед и приводили в порядок оружие. Абарису не сиделось. Он метался по поляне, словно затравленный волк. Наконец вскочил на коня и уже в какой раз поехал вдоль берега, пытаясь успокоиться и найти выход из положения. Но что можно было придумать, глядя на бешеные волны? И Абарис, проголодавшись, повернул коня обратно.

Невдалеке от поляны Абарис придержал скакуна и прислушался. Чьи-то громкие чужие голоса звучали требовательно и угрожающе. Молниеносно взяв лук на изготовку и перекинув щит наперед, юноша тронул поводья, и конь медленной поступью двинулся в направлении поляны.

Абарису хватило одного взгляда, чтобы понять: на посольство совершено нападение! Как издавна велось среди степных племен, посланники обычно втыкали в землю шест с прикрепленным сверху куском полотна с кистями по краям, где золотыми нитками был вышит священный тотэм[83]племени, в данном случае Марсагета – лошадиная голова – и личная тамга[84]вождя. Кто бы ни встретил посольство, друг или враг, он обязан был, воздав узаконенные старинными обычаями почести, пропустить его по назначению. Даже сарматы в мирное время придерживались этого правила. И несмотря на это, неизвестные нарушители древнего обычая, напав на посольство, двух сколотов убили, одного ранили, а остальных, крепко связав, о чем-то расспрашивали, для большей убедительности покалывая копьями. Гнев волной захлестнул юношу, но, вспомнив уроки Меченого, он немного выждал, пока уляжется нервное возбуждение, чтобы не дать промашки, а затем прицелился.

Стрелы нашли свою цель – неизвестные враги заметались в страхе, пытаясь укрыться в зарослях; но двое из них уже лежали на земле при последнем издыхании. Не давая им опомниться Абарис метнул дротик, навылет пробивший грудь уже знакомого нам предводителя охотников и, обнажив акинак, словно смерч налетел на остальных. Опомнившись, охотники пытались достать Абариса копьями, но в юношу словно вселился дух Вайу – почти каждый удар мечом достигал цели, тогда как только одно копье лишь слегка оцарапало плечо юного воина.

Вскоре все было кончено – ни один из врагов не остался в живых. Абарис быстро развязал товарищей и, захватив с собой троих, отправился к берегу, старательно осматривая кустарник: не притаились ли где-нибудь еще разбойники. Неожиданно проводник гикнул и пустил коня в галоп, завидев, что кто-то копошится возле двух лодок, вытащенных на берег.

– Оставь его в живых! – крикнул на скаку Абарис: обозленный нападением неизвестных проводник уже прицелился.

Кривоногий коротышка – его оставили сторожить лодки – почуяв недоброе, пытался удрать, но не успел столкнуть тяжелую лодку в воду. С диким визгом он бросился в заросли, но аркан проводника оказался проворнее…

– Это он… это… это все он! – ползал в ногах Абариса кривоногий, показывая на мертвого предводителя охотников.

– У-у, пес! – полоснул его нагайкой проводник.

– Перестань, – придержал проводника за руку Абарис. – Кто вы? – обратился он к пленнику.

– Мы… мы – алазоны… Лесные алазоны. Пощади- те! – опять возопил кривоногий.

– Разве вы не знали, что посольство неприкосновенно? – Абарис брезгливо оттолкнул пленника, пытавшегося целовать ему ноги.

– Было… Да! Было… Это он! Я предупреждал, я не хотел этого! Поверь мне!

– Ну, а если вы это знали, так чего же ты хочешь от меня? Посмотри! – гневно скривился Абарис, показывая на тела мертвых сколотов. – Мы шли с миром, а вы нас встретили копьем. Но Великая Табити не дала свершиться неправому делу. И ей будет неугодно, если такая мерзкая тварь, как ты, сохранит свой поганый скальп. Уберите его!

Похоронив мертвых товарищей и справив скромную тризну, Абарис, несмотря на приближение сумерек, решил переправляться немедленно: вдруг еще появятся лесные алазоны, эти презираемые всеми племенами воры и разбойники; для них не существовало иных законов, кроме их собственных. Да и неумолимое время не давало права на задержку.

Переправа прошла на удивление успешно. Правда, уже у противоположного берега одну из лодок протаранил древесный ствол – туманные сумерки покрыли речное русло непроглядной пеленой – и сколотам пришлось искупаться. Но это приключение закончилось довольно удачно: утонула только добыча алазонов и их оружие, а ценные подарки для вождя племени траспиев, находившиеся в лодке Абариса, остались в целости. Кроме того, пришлось обрезать поводья трем лошадям – они плыли позади лодок, привязанные арканами, – оглушенные плывущими бревнами, они пошли ко дну. Но эти потери уже не огорчали Абариса – до гор, где жили траспии, было рукой подать.

Горы поразили Абариса. Сын степных просторов, где встречались изредка только невысокие холмы, конечно же не идущие ни в какое сравнение даже с самой низкой горой в землях траспиев, был подавлен величием каменных громад. Посольство пробиралось глубокими ущельями, в основном, по берегам неглубоких, но бурных речушек, иногда вброд, цепочкой, с трудом втискиваясь в длинные узкие коридоры. Гулкое эхо дробилось на бесчисленное множество хаотических звуков; они, то замирая, то усиливаясь до громоподобных раскатов, вызывали в душе юноши невольный страх. Поросшие мхом, осклизлые от сырости огромные валуны нередко перегораживали речное русло, и тогда приходилось что называется на руках перетаскивать через них храпящих и брыкающихся лошадей. Однажды на пути попался свежий завал, и сколоты с большим трудом отыскали неподалеку еле приметную тропку, ведущую куда-то вверх, к голой безлесной вершине крутобокой горы. Отчаявшийся проводник, плохо знающий эти места, потому что из-за разлива Истра пришлось переправиться значительно выше по течению, поднявшись на вершину одним из первых, безнадежно махнул рукой: горы толпились со всех сторон, словно стадо баранов, кое-где щетинясь угрюмыми скалами.