— Что? Василиса? — ну, с кем ещё могут быть связаны хорошие новости для меня?

— Хотите увидеться? — улыбается он. За эту неделю мы почти сдружились с ним. Он мне очень помог. Наверное, без специалиста я бы точно не справился.

Хочу ли я увидеть Василису? Внутри все сжимается от предвкушения. Но что-то останавливает меня.

Нам с ней предстоит нелегкий разговор. Нелегкий для нас обоих. Что будет дальше?

Отпустить ее?

Вдруг она захочет уйти? После всего, что случилось. Вдруг?…

А я? Смогу ли я без нее?

Точно нет. Мне даже думать не надо, чтобы ответить на этот вопрос.

Не смогу.

И не хочу.

Если она уйдет, у нее, наверняка, в скором времени появится кто-то другой. Наверняка!

Не замечаю, как от злости сжимаю кулаки.

Я не отдам ее. Не отдам!

Пусть между нами ничего не будет. Но и с другими у нее тоже не будет ничего. Ничего!

Потому что она моя! Моя!

— Пойдёмте, — доктор возвращает меня в реальность.

Мы подходим к палате Василисы.

— Она одна? — спрашиваю я.

— Там медсестра. Но она сейчас уйдет. Вы сможете побыть одни. Но недолго. И предупреждаю сразу: никаких волнений. Никакого всплеска эмоций. Она ещё не до конца окрепла. Хотя, надо отметить, она большая молодец. Организм быстро идёт на поправку. Вы знаете, Давид, случай вашей жены войдёт в мой доклад, который я готовлю для симпозиума.

Весь этот поток ненужной мне информации я пропускаю мимо ушей.

Смотрю на дверь палаты.

Наконец, она открывается. Выходит медсестра.

Доктор глазами показывает мне на дверь. Собираюсь с последними мыслями и захожу.

Василиса полусидит на подушке и смотрит в окно. Там светит яркое солнце. Как знак, что все будет хорошо.

Я не решаюсь ступить дальше. Боюсь напугать ее. Просто смотрю. Как же я скучал по Василисе.

Кто-то снаружи закрывает дверь и Василиса оборачивается на шум. Взгляд тут же устремляется на меня.

Я стою и не знаю, что делать. Подойти? А вдруг она отвергнет меня? Вдруг скажет, что не хочет больше видеть?

Тысячи мыслей успевают пронестись в моей голове, пока, наконец, Василиса едва заметно не улыбается.

И тут же закрывает лицо руками. Как будто хочет спрятаться.

Я тут же оказываюсь рядом. Сажусь и прижимаю ее к себе. Теплые ладони ложатся на мои плечи.

— Давид, — Василиса почти плачет.

— Тихо, девочка, тихо, — шепчу ей я, вспоминая предупреждения врача. — Тихо. Потом, все потом. Главное, что ты снова со мной, рядом. Моя девочка.

Сердце бешено отстукивает удар за ударом.

— Давид, ты знаешь, — слышу слабый голос где-то в районе своей груди. — Я все помню… все…

— Не надо, Василиса, — шепчу я. — Не надо… Тихо… Нельзя…

Несмело целую ее в макушку.

Руками сжимаю хрупкое тело. За время болезни она еще похудела. Руки такие тонкие.

— Все будет хорошо, — говорю я. — Скоро мы домой полетим.

— Правда? — вскидывает на меня взгляд. — Правда, Давид? Домой? Мы?

Наконец, я вижу знакомый блеск в глазах.

Моя девочка возвращается к жизни.

— Правда, — улыбаюсь и целую ее в нос. Уже смелее. Она не отталкивает. — И больше я никуда тебе не отпущу. Никуда.

— Я…

— Погоди, Василиса. Не отпущу. Знаешь, почему?

Она все еще смотрит. Я провожу рукой по волосам, потом по щеке. Наклоняюсь и шепчу в самое ухо:

— Я люблю тебя, Василиса, — я, наконец, произношу то, что точило меня все эти дни. Жгло изнутри. Не давало уснуть. — Люблю.

Губами касаюсь уха. А пальцы на щеке ощущают влагу. Поворачиваю лицо Василисы к себе. Слезы тонкими струйками стекают по впалым щекам.

— Не надо, — прошу я, целуя ее в эти слезы.

Мне не хотелось оставлять ее. Хотелось просто обнять и быть все время рядом. Пусть даже здесь, в больничной палате.

Но были вопросы, которые мог разрешить только я. Требовалось мое участие.

Ио каждый раз, закончив, я бежал в клинику.

Василиса уже уверенно сидела в кровати и даже пыталась вставать и ходить.

Она как ребенок радовалась моему приходу и в груди все сжималось от ее улыбки и блеска в глазах. Хотя он уже не был прежним.

В ее взгляде застыла какая-то грусть. И я боялся, что это останется в ней навсегда.

Нам нужно было поговорить. И я, и она это прекрасно понимали, но я пока избегал этого важного разговора. Она была не готова.

Я боялся.

Боялся, что она опять испытает стресс и это подорвет и без того слабое здоровье.

Боялся услышать то, о чем не хотел думать. Ее обиду на меня. Еще раз прочувствовать свою вину за происшедшее.

Эти дни сильно повлияли на меня. Я уже иначе смотрел на Василису. Нет, конечно, я все также хотел ее. Хотел до боли в висках. Понимал, что те эмоции, которые она мне давала, я не получу ни от кого другого…

Но сейчас, глядя на эти большие глаза, на губы, к которым, наконец, вернулся цвет, я понимал, что не хочу только тело Василисы. Хочу, чтобы она была счастлива со мной. Со мной.

Я не представляю ее жизнь без меня. Что бы она ни решила, я все равно оставлю ее себе.

А поводы для сомнений у меня были.

Я несколько раз пытался приласкать ее, пока мы сидели в обнимку на кровати. Безобидные ласки.

Хотя бы просто коснуться груди, которая каждый раз вздрагивала, когда моя рука оказывалась рядом. Поцеловать в губы. Сжать несильно бедра.

Мне нужно было почувствовать, что она моя.

Но Василиса как будто специально всякий раз останавливала меня, уклонялась. Убирала руку.

— Тебе не нравится? — не выдержав, спросил как-то я. — В чем дело, Василиса? Я тебе противен?