замечаю – что-то сверкнуло в листве. Мгновенно стреляю туда, где увидела блик от оружия. Раздается крик.

Я бегу вперед, уже не пользуясь палкой. Вокруг меня разрывается от пуль земля, чувствую, что руку пронзает острая боль. Значит, попал, зараза…

Я стреляю из револьвера, добегаю до кустов, и лоб в лоб сталкиваюсь с вооруженным убийцей.

Я оказываюсь первой. Хрип, рваная рана в голове – он падает вниз, на землю. Я смотрю на него, не выпуская оружия из рук. Готова выстрелить еще раз, но этого не требуется.

Он мертв…

Воспоминания проносятся в моей голове – яркие, живые, как будто это случилось совсем недавно, хотя прошло уже много лет. Одно из первых моих заданий и первое мое убийство.

Я сжимаю в руках мобильный, звоню Петрушеву со второго номера.

– Слушаю. – Василий сразу берет трубку.

– Я знаю, где находится первая жертва, – быстро говорю я. – Это в окрестностях Тарасова. Адрес точный не скажу, там болотистая местность… Преступник выбросил тело именно туда, в болота. Ориентиры – номер трассы, координаты примерно помню…

После разговора с Петрушевым я вернулась в отделение, толком ничего не соображая. В глазах двоилось, мозг отказывался функционировать.

Я кое-как доплелась до своей каморки и рухнула на кровать. Глаза закрылись против моей воли, и я не смогла выбраться из цепких пут сна.

Спала я от силы минут тридцать, не больше. Еле-еле заставила себя подняться и сесть на кровати, но по-прежнему ощущала дикую слабость. Я не понимала, где нахожусь, кто я и что тут делаю. Прошлое и настоящее сплелись так плотно, что уже непонятно, в каком времени я нахожусь. Колодец, болота, психиатрическая лечебница… Что я здесь делаю? Я пациентка больницы? Что со мной случилось?

Звонок по рации заставил меня вздрогнуть. Я взяла трубку, услышала женский голос:

– Женя, надо убрать в коридоре, поднимайся.

Память немного возвращалась ко мне. Точно, я не больная, а санитарка, это уже радовало.

Шатаясь, я вышла из своей каморки, взяла ведро и швабру и поплелась наверх. Отмывая рвоту – больных тошнило постоянно, – я сама почувствовала тошноту, вбежала в туалет, где дымила худая молодая женщина лет двадцати пяти, склонилась над дырой.

На лбу выступил пот, рвало меня так, как никогда в жизни. Наконец в желудке ничего не осталось, я разогнула спину и вытерла лицо.

– Хреново тебе? – участливо спросила курящая пациентка.

Я кивнула.

– Мне тоже, – хмыкнула она. – Рвет каждый день, наверно, после таблеток. Ты санитарка, что ли?

– Ага, – сказала я. – Меня Женя зовут, а тебя?

– Лиза, – представилась пациентка. – Я тебя раньше не видела, торчу тут уже полторы недели. Новенькая, что ли?

– Да, сегодня первый день работаю…

– Ясно. Кормежка здесь отстой просто, по-моему, нас специально помоями кормят, вот меня и рвет, – заметила Лиза. – Тебе хорошо, можешь жратву из дома притащить…

– Я ем то же самое, что и ты, – заметила я. – И тоже не в восторге. Ты от чего лечишься?

– От пьянства, – пожала плечами молодая женщина. – Алкоголизм уже четыре года… Тут в завязке, ясное дело. Впервые за столько лет я такое продолжительное время без спиртного. Тяжко, естественно, но куда деваться. Я думаю после лечения еще укол сделать, ну, типа, закодироваться. Говорят, это сто процентов поможет!

– Наверно, – пожала я плечами. – Ты выглядишь довольно неплохо, я имею в виду, с тобой легко разговаривать… Я видела, что многие пациенты с трудом на своих двоих передвигаются.

– Это с наркоманией которые и депрессивники, – пояснила Лиза. – Им тяжелее всего. У меня соседка – тетка лет пятидесяти – с депрессией валяется. Она тут уже месяц, вообще овощ. Прикинь, она ни с кем не разговаривает, не моется вообще, только в столовую спускается, и все! Я впервые вижу, что люди с депрессией так себя ведут… Обычно считают, что депрессия – это просто плохое настроение, которое длится долго. А на самом деле нет. Оказывается, эта штука похуже алкоголизма будет!

Я кивала, слушая свою собеседницу, которая достала еще одну сигарету и закурила. Предложила мне, но я отказалась. После того как меня вырвало, я почувствовала себя гораздо лучше – исчезли тяжесть в голове, слабость и рассеянность.

Может, я и в самом деле отравилась больничной едой? Желудок у меня железный, переваривает все, но, видимо, сейчас система дала сбой.

Интересно, может, яркие воспоминания у меня тоже от отравления? И воспоминания ли это вообще?..

– Ты тут с кем-нибудь общаешься? – спросила я.

Лиза отрицательно покачала головой.

– У меня все соседки неадекватные, – пояснила она. – Депрессивница в лежке, еще одна от наркомании лечится, тоже не в себе. Третья недавно поступила, орет по ночам и жрать все время хочет, только с ней и можно поговорить. Еще одна с алкоголизмом, но она мне не нравится, какая-то дурная…

– Не повезло тебе, – заметила я.

Лиза кивнула.

– Да, и врач мне мой не особо нравится, – продолжала она. – Красавчик, конечно, я сперва подумала, что с ним и закрутить можно, когда только поступила. Тогда я еще была в адекватном состоянии. А потом он мне таблеток прописал, от которых я сперва проснуться никак не могла, а потом рвать стало. Короче, не подошло лечение, он стал его менять. В общем, я тут так долго из-за того, что никак не могут мне адекватную терапию подобрать… Правильно Машка сделала, что свинтила отсюда, я бы тоже сбежала, вот только некуда…

– Машка? – переспросила я.

Меня вдруг осенило, что Лиза говорит о Лисихиной.

– Ну да, девчонка тут лежала, – охотно продолжала моя собеседница. – Мы с ней иногда общались. Тоже с алкоголизмом, плюс ко всему у нее, похоже, «белочка» началась. Я сперва не въехала, что происходит, а когда Машка на полном серьезе стала уверять меня, что за ней следят, дошло: допилась девка до чертей зеленых. Ее Толик вел, ну, второй врач, который заведующий отделением. Тоже терапию не мог подобрать, не знаю, почему так. Вроде алкоголизм – штука не такая стремная, как наркомания, а вот мы с Машкой оказались невезучими,