А Линли подумал о Гамлете и о дамах, которые слишком энергично возражают против чего-то. Ещё он подумал о богатых людях вообще и о том, как они распоряжаются своими деньгами и как деньги оплачивают всё, что угодно, от молчания до видимости неохотного сотрудничества. И всё это напоминало о том, что Бернард Файрклог сам приехал в Лондон и попросил тайно расследовать смерть его племянника.

«Уж слишком мудрено», — вот что мелькнуло в уме Томаса. Он только не понял, к чему относилось это выражение.

Манетт Файрклог Макгай давным-давно была уверена в том, что нет на земле человека, более склонного манипулировать людьми, чем её собственная сестра, — но теперь у неё появились другие мысли. Миньон воспользовалась простым несчастным случаем, чтобы больше тридцати лет подряд управлять их родителями; в конце концов, всё было слишком очевидно. Надо было только поскользнуться на камне очень близко к водопаду, удариться головой, получить небольшую травму — и всё, готово, все думают, что настал конец света! Но оказалось, что Миньон просто в сравнение не шла с Найэм Крессуэлл. Миньон использовала страхи людей, их чувство вины и тревоги, чтобы получить всё, чего ей хотелось. А Найэм использовала собственных детей. И это, решила Манетт, нужно было прекратить.

Она взяла выходной на работе. У неё были к тому основания, потому что после нападения Тима накануне днём у неё, само собой, имелись и синяки, и ссадины. Но даже если бы Тим не бил её так жестоко по почкам и позвоночнику, она бы всё равно пришла к определённым выводам. Мальчики четырнадцати лет от роду не ведут себя так, как Тим, если у них нет к тому серьёзных причин. И, конечно, Миньон понимала, что за его поступком кроется нечто большее, чем стыд из-за выбора его отца и за то, что его отправили в школу Маргарет Фокс. Просто она не могла понять, что могло вызвать такое отчаяние, и ей в голову приходила лишь мысль о матери Тима.

Дом Найэм находился сразу за Грэндж-овер-Сэндс, на некотором расстоянии от Грейт-Урсвика. Он был частью новенькой аккуратной застройки, расположившейся на склоне холма, обращённом к заливу Моркам. Домики, стоявшие здесь, говорили о том, что застройщику нравился средиземноморский стиль: они все были выкрашены в ослепительный белый цвет, все имели тёмно-синюю отделку, перед всеми красовались одинаковые садики с гравийными дорожками и подстриженными кустами. Но размеры домов были разными, и, конечно же, у Найэм был самый большой, с самым лучшим видом на устье реки, впадавшей в залив, и на места гнездовья птиц. В этот дом Найэм перебралась после того, как Ян бросил свою семью. Из разговоров с Яном после развода Манетт знала, что Найэм была тверда, как алмаз, в своём решении переехать. И кто бы её осудил за это, думала Манетт в то время. Воспоминания, которые терзали бы её в прежнем доме, были бы слишком болезненными, а ведь у этой женщины имелось двое детей, требовавших заботы после того ядерного взрыва, что случился прямо в центре их семейного мира. И ей должно было хотеться чего-то милого и уютного, чтобы помочь Тиму и Грейси пережить всё.

Однако Манетт думала так только до того, как узнала, что Тим и Грейси вообще не живут с матерью, а отправлены к отцу и его любовнику. После этого у неё в мыслях звучал только один вопрос: «Какого чёрта там происходит?!» Но потом Ян объяснил, что он как раз этого и желал: чтобы дети остались с ним. Когда Ян погиб, Манетт решила, что Найэм, само собой, должна забрать детей к себе. Но поскольку та и не подумала этого сделать, вопрос «Какого чёрта там происходит?!» вернулся. И теперь Манетт намеревалась получить на него ответ.

Машина Найэм стояла перед домом, и как только Манетт постучала в дверь, Найэм вышла ей навстречу. На её лице было написано ожидание, но это выражение тут же изменилось, когда Найэм увидела, что на пороге стоит Манетт. И даже если бы на Найэм не было ярко-розового платья для коктейлей, открывавшего слишком большую часть груди, и если бы даже от неё не пахло духами так, что запах мог бы сбить с ног пони, всё равно по одной лишь смене выражения лица Манетт поняла бы, что Найэм ждёт кого-то, кто должен вот-вот явиться.

Найэм сказала: «А, Манетт…», и это должно было заменить приветствие. Она не отступила назад, приглашая войти в дом.

«Да и наплевать», — подумала Манетт. Она шагнула вперёд, предоставляя Найэм выбрать: то ли стоять вот так грудью к груди, то ли всё-таки шагнуть в сторону. Найэм выбрала последний вариант, хотя и не закрыла входную дверь, позволив гостье пройти в дом.

Манетт направилась в гостиную с большими окнами, выходившими на залив, мимоходом глянула на Арнсайд-Нот на другом берегу залива и так же мельком подумала о том, что, имея хороший телескоп, отсюда можно было бы рассмотреть не только деревья, расступавшиеся у начала пустоши, или чахлые сосны на вершине холма, но и подножие холма и гостиную её брата Николаса.

Она повернулась лицом к Найэм. Та смотрела на Манетт, но почему-то её глаза то и дело убегали в сторону двери в кухню. Как будто там кто-то прятался, что вряд ли имело смысл, учитывая то, с каким выражением Найэм открыла дверь. Поэтому Манетт сказала:

— Я бы не отказалась от кофе. Ты не против…

И пошла к кухне.

Найэм быстро заговорила:

— Манетт, что тебе нужно? Я бы предпочла, чтобы ты сначала позвонила, и…

Но Манетт уже вошла в кухню и взяла чайник, как будто у себя дома. На кухонной стойке она увидела причину тревоги Найэм. Это была ярко-красная жестяная коробка, полная всякой всячины. На коробке красовалась чёрная наклейка с белыми буквами: «Корзина любви». Было совершенно очевидно, что этот интригующий предмет был доставлен по почте, потому что на полу стояла и картонная упаковка. Ясно было и то, что в коробке содержались разнообразные игрушки, которыми пользовались пары, желавшие добавить перчика в свою сексуальную жизнь. «Очень интересно», — подумала Манетт.

Найэм проскочила мимо неё, схватила «Корзину любви», спрятала в картон и сказала:

— Ладно, отлично. Так чего тебе нужно? И я предпочла бы сама приготовить кофе, если ты не против.

Она схватила с полки кофеварку и с шумом опустила её на стол-стойку. Потом то же самое проделала с пакетом кофе и чашкой.

— Я пришла поговорить о детях, — сказала Манетт. Необходимости в предисловиях она не видела. — Почему они до сих пор не вернулись к тебе, Найэм?

— Совершенно не понимаю, при чём тут ты? Что, Тим тебе вчера на что-то жаловался?

— Тим вчера напал на меня. Думаю, мы обе должны согласиться в том, что такое поведение ненормально для мальчика четырнадцати лет.

— А… Так вот в чём дело. Ну, ты ведь сама захотела забрать его из школы. Что-то не так вышло? Какой ужас! — Последние слова Найэм произнесла таким тоном, который означал: ничего подобного не было, Тим просто не мог напасть на Манетт. Она засыпала кофе в кофеварку и достала из холодильника молоко. — Но тебе не стоило так уж удивляться, Манетт. Его ведь не просто так отправили в школу Маргарет Фокс.