Наконец, бхотия выбился из сил, сел на корточки и стал изучать следы. Они были слишком глубокие, а отпечатки следов различались. Очевидно, другие альпинисты шли здесь же. Пасанг решил, что он все же на правильном пути. Значит, где-то рядом должны быть перила. Он стал шарить руками по поверхности склона вокруг себя, затем начал копаться в снегу и вскоре наткнулся на веревку. Она была полностью засыпана снегом. Он вытащил ее, пристегнулся узлом-«восьмеркой» и отправился вниз.

Склон становился круче, вскоре Пасанг спускался по гладкому льду. И вдруг веревка закончилась. Это было невозможно. Перила не должны были заканчиваться здесь. Пасанг уставился на обтрепанный конец веревки. Наконец он бросил ее и осмотрелся. Справа он заметил тонкий репшнур, закрепленный на ледобуре. Перильные веревки шли под углом, а эта свисала вертикально. Пасанг не знал, куда вела эта странная веревка и как она здесь оказалась, но ему понравилось, как она выглядела. Он с облегчением закрепил на ней «восьмерку» и спустился дюльфером еще примерно на сорок пять метров, к началу Бутылочного горлышка.

Но и эта веревка закончилась, и Пасанг оказался на ровном месте не шире обувной коробки. И снова его мозг взбунтовался против реальности. Где остальные перила? Почему они все время пропадают?

Пока он собирался с мыслями, веревка зашевелилась. Чей-то налобный фонарь спускался плавно и быстро. Свет приближался. Вскоре Пасанг разглядед Пембу Гьялдже, шерпа голландской команды. Пемба остановился на уступе рядом с Пасангом.

Небо усеивали звезды, но их света было недостаточно. Освещая фонарями склон, Пасанг и Пемба искали следующую секцию перил. Пасангу казалось, что кулуар тянется вниз бесконечно. Кусочки льда осыпа`ли альпинистов, стуча по головам, но не причиняя вреда. Сераки наверху продолжали звенеть. Ждать следующего обвала оставалось недолго.

Пемба казался спокойным, Пасангу же сдавил горло страх. Он снова глянул вниз. Полосы тумана бесшумно стекали, заворачивались, словно пальцы, зовущие прыгнуть. Пасанг понимал, что придется пройти Бутылочное горлышко свободным лазаньем, а без ледоруба это невозможно.

Тем не менее он попытался, скребя лед и стуча по нему, пробить выемки под пальцы. Сделав углубления, он ухватился за них, перенес вес, стуча передними зубьями кошек по склону, и едва удержался. Лед был твердым, словно на свежезалитом катке.

Дрожа от напряжения, Пасанг добрался обратно до полки и схватился за конец веревки. Он пытался что-то сказать Пембе, но из горла вырвались только хрипы, как из проржавевшей трубы. Ледник ответил какофонией тресков и дзынканья.

Надежды не оставалось. Лавина или ледовый обвал, несомненно, убьют его еще до рассвета. Ни Пемба и никто другой не поможет, если только не принесут еще веревку. Но все веревки провесили в Бутылочном горлышке.

«Вот и все, – сказал Пасанг про себя. – Пришло время умирать». Стараясь не двигаться, он то ругался, то молился, чтобы его следующая жизнь была лучше.

* * *

Следуя вдоль недавно выкопанной веревки вдоль Траверса, Чхиринг видел лицо своей жены. Ее образ появлялся постепенно и становился яснее и четче по мере приближения к Бутылочному горлышку. Дава явилась ему, какой он увидел ее в первый раз, гнавшей яков к ручью в Кхумбу на водопой.

Чхиринг грезил наяву. Он видел, как ручей превратился в реку у Бединга, деревни, где он родился. Появился отец Чхиринга, Нгаванг Тхунду. Пальцем, скрюченным из-за многолетнего хождения за плугом, он указал на выброшенный рекой валун, который вода шлифовала и обтачивала годами напролет. Костистым плечом отец уперся в камень, сдвинул его с места и покатил к дому, чтобы подпереть разрушающуюся стену.

Видения шли, как кадры кинопленки: вот старшая дочь, Тшеринг Намду, у семейного алтаря наполняет медные сосуды водой до самого верха; младшая, Тенцинг Пхути, выливает воду в цветочные горшки; брат Нгаванг поджигает веточки можжевельника на крыше во время пуджи; Нгаванг Осер, лама Чхиринга, благославляет подвески на его бхути.

Больше всего сейчас он хотел увидеть лицо своей матери, но не мог вспомнить образ. Перед внутренним взором вставала только одна картина: пепел, уносимый в небо в день похорон. Правда, Чхиринг услышал голос Лакпа Пхути – она что-то говорила ему. Слова различить не удавалось. Тогда он сел в снег и почти сразу задремал. Но вскоре проснулся, потому что расслышал: «Она сказала, что я должен жить».

Чхиринг сосредоточил внимание на маршруте. Рассмотрев покрытый бороздами склон и куски льда, он понял то, чего не осознал Пасанг: сераки обрушились, изменив рельеф. «Богиня выбрала момент, чтобы ущерб был наибольшим», – вспоминал Чхиринг.

Он быстро добрался до конца перил и почти сразу заметил тонкий репшнур, провешенный Ларсом. Чхиринг смотрел в Бутылочное горлышко и гадал, насколько далеко идет тонкая веревка. Пристегнувшись к ней, он услышал слабый возглас. Зажегся налобный фонарь. Кто-то был внизу. Чхиринг спустился дюльфером на сорок пять метров и оказался рядом с двумя людьми, один из них вцепился в конец веревки, как рыба в наживку. Чхиринг посветил налобным фонарем в их лица.

Пемба казался встревоженным. Пасанг, с посеревшими от холода и слез щеками, выглядел обреченным. «Нет ледоруба», – сказал он.

Чхиринг не знал, что ответить. Они стояли втроем, теснясь на снежном пятачке и негромко переговариваясь, пар от их дыхания уходил вверх, в небольшом световом пятне фонарей создавая впечатление прокуренной подсобки. Пемба закрыл налобный фонарь пальцем, чтобы не ослеплять товарищей. «Пойду поищу веревку, – сказал он. – Возможно, старые перила еще остались на склоне». Он вонзил ледоруб в лед, и его фонарь нырнул в темноту.

– Видишь что-нибудь? – прокричал ему Чхиринг.

Пемба молча продолжал спускаться.

– Нашел веревку? – крикнул вниз Пасанг.

Если Пемба и ответил, то они ничего не услышали.

ВЗЯТЬ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА, ОСТАВШЕГОСЯ БЕЗ ЛЕДОРУБА НА САМОМ ОПАСНОМ УЧАСТКЕ К2 В БЕЗЛУННУЮ НОЧЬ ПОД РУШИВШИМИСЯ СЕРАКАМИ, – БЕЗУМИЕ. НО ИМЕННО ТАК И НАДО ПОСТУПИТЬ.

«Он спускался быстро, и его нельзя винить», – вспоминал Пасанг. У Пембы были жена и трехлетняя дочь, которые ждали дома, а он не спал уже больше суток. Последние отблески света от фонаря Пембы исчезли.

Пасанг повернулся к Чхирингу и сказал:

– Ты тоже иди. – Голос его звучал ровно, безэмоционально.

Чхиринг думал. Взять ответственность за жизнь человека, оставшегося без ледоруба на самом опасном участке К2 в безлунную ночь под рушившимися сераками, – безумие. Но именно так и надо поступить. Существует понятие сонам – это буддистская концепция добродетели. Ею нельзя пренебрегать, особенно на К2, так близко от богини, которая может повлиять на твое следующее перерождение. Богиня наблюдала за Чхирингом и ожидала, что он проявит сострадание. Он чувствовал ее присутствие.

Сераки трещали. Чихиринг молчал.

– Будет лучше, если гора возьмет только одного из нас, – продолжил Пасанг. –