сами гоблины Гарамона, отчаянно тебя ненавидящие и желающие вторгнуться на Сердечник… Я ничего не упустил?

— Он только что барабанил пальцами по книге, которая когда-то превратила его в коротышку, — наябедничала даймон.

— Ты только что бара…

— Я понял, понял! — скривившись, князь убрал руку со страниц могущественного артефакта, — Что предлагаете делать?

— Бытие определяет сознание. Пока ты ничего не можешь с этим сделать, да и не хочешь.

Точнее, он не мог, но об этом Алистер Эмберхарт собирался молчать. Слишком круто уже была заварена каша, чтобы бегущий по лезвию бритвы Дайхард Кейн мог дать себе время на рефлексию. Поздно, как говорится. Нужно лишь надеяться, что, когда всё кончится, если они чудом выживут, жена и дети вернут своего ушедшего с дорожки мужа и отца обратно на правильный путь.

Проводив взглядом ушедшего потомка, Алистер вновь тяжело уселся на место, к которому сильно привык за последние двадцать лет. Жестоко быть таким как он. Человек бы уже давно начал экспериментировать, попробовал бы уговорить хозяина гримуара расширить это пространство и улучшить. Но нет, Алистеру даже было неинтересно воспользоваться компьютером Кейна, который тот создавал, чтобы немного поиграть и поностальгировать.

Почему-то.

— Интересно… — пробормотал себе под нос Эмберхарт, глядя, как Красовский притормаживает, одновременно будя Дайхарда. Двое мужчин подбирают голосующую на обочине шоссе девушку, улыбчивую крепенькую индианку с шикарной гривой черных волос. Она тут же начинает оживленно болтать с сидящим за рулем бандитом в то время, как князь, делая вид, что снова дремлет, искоса наблюдает за попутчицей.

— Почему мы ничего не можем, лорд? — вздыхает Фелиция, откладывая перо. Встав, девушка единым махом приобретает тот облик, к которому привыкла за последние несколько десятков лет. Обнаженные плечи и ноги, очень короткая пышная юбка, пародия на корсет, творческая прическа, — Мы… не можем жить и не можем умереть. Разве это справедливо?

— Уже не хочешь попасть ко мне в вечное рабство? — скупая насмешка трогает губы человека на троне.

— Я уже не знаю, чего хочу.

С этими словами девушка переходит на «чужую» половину комнаты и встает перед огромным мрачным человеком, в руке которого впервые за десятки лет не дымится сигарета.

— Свобода? — спрашивает девушка, чуть наклонив голову, — Жизнь? Что они для меня, прожившей вечность? Десять лет детства, десять юности, десять зрелости. Тридцать лет жизни. Знаешь, какой это для меня ничтожный срок? А кто мне даст хотя бы его вкусить? Нужно же будет выживать, зарабатывая деньги, готовя и поглощая пищу, спать. Нет, лорд Эмберхарт, это уже не для меня. Я хочу умереть. Очиститься от своей памяти, начать всё сначала. Это единственный способ вернуться на путь.

— Ты повзрослела, — одобрительно кивает тот, кто был столь многими в прошлом.

— Когда пишешь книгу — многому учишься, — нахмурившись, пробормотала даймон, ища что-то взглядом на лице сидящего перед ней человека, — На многое смотришь с других углов. С разных. Как… ты смотришь на Кейна. На себя, но по-другому. Без искажений.

Её корсаж, разомкнувшись двумя половинками, упал на каменные плиты, которыми был выстлан пол на половине Эмберхарта. Следом, почти незамедлительно, последовала и юбка, оставляя миниатюрную брюнетку лишь в тонких полупрозрачных трусиках, чулках и ботинках. Затем она, несмело сделав шаг вперед, полезла на колени к молча наблюдающему за ней гиганту. Усевшись на него сверху с бесстыдно раздвинутыми ногами, она протянула руки к неподвижному лицу с темными провалами, в глубине которых поблескивали бесстрастные глаза. Положила ладони на щеки лорда. Чуть склонив голову, посмотрела ему в глаза.

— Ты знаешь… — проговорил Алистер Эмберхарт, дрогнув уголком губ, — … кого именно они подобрали? Он может призвать тебя в любой момент. Прямо в бой.

— Знаю, — чуть помедлив, кивнула Фелиция Краммер дель Фиорра Вертадантос, — Ведь именно так в жизни и бывает?

Её губы потянулись к губам запертого внутри книги человека, несколько минут назад обнаружившего, что он сильно, почти невыносимо… скучает.

Тот ответил на поцелуй.

Глава 18

Клоунада мне надоела быстро. Подобранная с настояния Красовского девчонка может и была когда-то девчонкой, но это было много лет назад, а может быть, даже жизней. Тем не менее, сидящий за рулем питерец охотно выкупал эту неумелую игру чрезвычайно общительной индианки, тут же засыпавшей нас кучей поверхностных и легкомысленных вопросов. Поэтому, обернувшись с переднего сидения, я наставил на пассажирку ствол «сильверсонга» и хмуро предложил на русском:

— Может, хватит валять дурака?

— Кейн, она тебя чем-то расстроила? — тут же игриво спросил Красовский, держа одну руку на руле, а второй сжимая уже свой пистолет.

— Есть немного, Петр Васильевич, — дёрнул щекой я, выбирая свободный ход спускового крючка, — Барышня изволит подвергать вас большой опасности, и я хочу знать почему. И кто она такая.

Смуглая молодая индианка, испуганно задравшая руки вверх при виде пистолета, расслабилась, начав улыбаться эдак примирительно.

— Прошу прощения, Дайхард, — проговорила она уже чуть более низким и глухим голосом, — Обстоятельства изменились, ваш маршрут нуждается в коррекции.

— Элефар, — убрал я бесполезный револьвер, — Зачем эта клоунада? Почему просто не позвонили на разговорник?

— Здесь уже не ловит связь. Вы в шести часах езды до Янтарной башни, так что действовать пришлось именно таким образом, князь, — откинулась на кресле индианка, потягиваясь, — Я собирался лишь намекнуть тебе, что нужно делать, дабы господин Красовский остался в блаженном неведении насчет моей истинной натуры, но желание все решать быстро и жестко слишком в тебе велико, Кейн.

— Вот тебе и раз, — весело буркнул Красовский мне, — Кейн, дружище, я о тебе чего-то не знаю? Или же о мире?

— Многого, Петр Васильевич. Будьте добры притормозить, нам нужно поговорить.

— Это уж точно! Я заинтригован!

Новое тело Элефара оказалось куда более красивым, чем мне показалось на первый взгляд. И молодым, кажется, ему еле-еле стукнуло шестнадцать. Черноглазая и черноволосая, с жемчужинками чистых белых зубов, охотно улыбающаяся девушка. Была. При виде этого тела, занятого посланников бога, я испытал серьезнейшее искушение шарахнуть урода «шаром Ашара»… только я знал, что он уклонится. Пока буду раскрывать книгу, пока встану в позицию, пока шар долетит, чертов телокрад успеет нам по десять раз оторвать головы.

Да и потом бы нам настала крышка.

Бросивший дурачиться посланник бога, сжато объяснив внимательно слушающему Красовскому, во что тот, решив