Граф приказал подать лошадь. Он вскочил в седло и, расстроенный, помчался догонять командующего.

Гудович прибыл в расположение батареи майора Меркеля, когда уже начинало светать. Генерал-поручик взошел на пригорок и поднес к глазам подзорную трубу. Части полковника Хвостова почти полностью заняли крепость. От противника не были очищены лишь две круглых угловых башни. Штурмовой отряд секунд-майора Воейкова уже выбил неприятеля из хаджибейской слободы – форштадта и теперь под обстрелом турецкого флота занимал позиции на берегу для отражения возможного десанта.

Гудович понял, что наступают решительные минуты битвы за Хаджибей. Турецкие корабли, среди которых были не только легкие военные суда – лансоны, но и многопушечные фрегаты, близко подойдя к берегу, начали жестокий обстрел наших позиций.

Батарее Меркеля неудобно было стрелять с левого фланга по вражеским кораблям.

Гудович отнял трубу от глаз и обратился к стоящему рядом майору Меркелю.

– Возьми, ваше благородие, свои единороги[42]и скачи с ними во весь дух в обход крепости на правый фланг. Разверни батарею на берегу и дай по кораблям бландску-гелями[43], чтоб туркам жарко стало.

– Слушаюсь! – Майор Меркель бросился выполнять приказание.

И рослые артиллерийские лошади потащили на правый берег тяжелые, на низких лафетах пушки.

Гудович снова поднес к глазам трубу. Эскадра, стреляя залпами, все ближе подходила к берегу.

Опасность возрастала с каждой минутой. Спасти положение могли только пушки Меркеля. «Неужели он замешкается?» – думал Гудович, внимательно следя за турецким флотом.

Но Меркель поспел. Его батарея быстро обогнула крепость и на крутом морском берегу развернула все свои десять пушек жерлами на турецкую эскадру.

Отсюда, с высокого обрыва, хорошо просматривалась подковообразная хаджибейская гавань. Можно было прямой наводкой бить по вражеским кораблям.

Артиллеристы замерли по обеим сторонам каждого единорога – у фитиля и у ганшпуга[44]. Впереди стали подносчики снарядов и солдаты с прибойниками.

По команде «картуз!» пороховые заряды вбили в дула пушек, утрамбовали прибойниками, а сверху положили зажигательные ядра.

Меркель проверил правильность прицела каждой пушки и скомандовал:

– Пали!

Артиллеристы отступили на шаг от орудий.

Когда рассеялась пороховая гарь, все увидели, что два ближайших лансона окутаны черным дымом. На корме одного из фрегатов тоже начался пожар.

Второй залп русской батареи снова накрыл ядрами турецкую эскадру. На вражеских кораблях началось замешательство. Они потеряли боевой порядок и стали уходить из гавани в открытое море, спасаясь от обстрела.

На двух лансонах ядра сбили рангоуты, повредили рули. Лишенные возможности спастись бегством, суда эти спустили флаги в знак сдачи в плен на милость русского оружия.

Смолкли выстрелы и в Хаджибее. Янычары, запершиеся в крепостных башнях, увидели, что им не дождаться помощи со стороны флота, и прекратили сопротивление…

В полдень в освобожденный Хаджибей прибыл Гудович. Он принял рапорт. Де Рибас доложил, что нами взяты в плен: двухбунчужный паша Ахмет, один бинь-баша, 5 агов, 5 байрактаров, один капрал судна и 66 нижних чинов. Убито более 200 турок. С нашей стороны убито 5 человек, ранено 33 человека. В боях наши войска взяли трофеи: 12 пушек, 7 знамен, 2 флага, 22 бочки пороха и 800 ядер.

Гудович поздравил войска с победой и поблагодарил за хорошую службу родине. По-отечески обнял он своих ближайших помощников – де Рибаса, командиров штурмовых отрядов Хвостова, Воейкова, черного от порохового пушечного дыма Меркеля. Увидев Безбородко, командующий нахмурился.

– Проспал ты свою викторию, ваша светлость, проспал, – сказал ему Гудович. – Вот возьми в пример Иосифа Михайловича де Рибаса. Он до рассвета баталию начал, и верно сделал.

– О, Иосиф Михайлович никогда не проспит! Ему мечты о счастливых викториях и вовсе спать не дают, – ответил Безбородко.

Офицеры рассмеялись. Улыбнулся и де Рибас. Он понял, что граф снова пытается острить над его честолюбием. Но не в его планах было ссориться с Безбородко.

– Я не в претензии на вашу светлость. Меркель успел отлично выполнить то, что поручалось вам. А вот на графа Войновича я в большой обиде. Атакуй он турецкий флот своими канонерскими лодками – сколько бы неприятельских кораблей спустило флаги! – сказал де Рибас.

Гудович нахмурил брови.

– Вы правы, генерал. Не мешало бы Войновичу помочь нам. Турецкий флот – большая для нас угроза.

Слова Гудовича подтвердились. Хаджибейская гавань была удобной стоянкой для всей турецкой эскадры – ее главной черноморской базой.

С потерей этой небольшой, но важной крепости турки не могли легко примириться.

На другой день большая эскадра, состоящая из двадцати шести линейных кораблей и фрегатов, подошла к Хаджибею и открыла огонь из своих орудий.

Султанский адмирал считал, что маленькая армия Гудовича устрашится его могучей армады и отступит от крепости.

Адмирал приказал своим янычарам в промежутках между залпами пушек кричать и всячески шуметь, чтобы запугать гяуров.

И действительно, вид огромных турецких кораблей, идущих на всех парусах к берегу, был грозен.

Но русских не испугал ни вид неприятельской эскадры, ни громовая канонада ее пушек, ни дикие крики янычар. Солдаты и казаки непоколебимо стояли на родной земле, отвоеванной у врагов. Меткими пушечными ядрами да раскатами дружного «ура!» встретили они султанские корабли.

Турки дрогнули.

Их адмирал понял, что здесь его не ожидает победа. Он хорошо знал русских. В его памяти было свежо поражение, которое нанес турецкому десанту Суворов на Кинбургской косе. Там вот такое же малочисленное войско неверных бесстрашно встретило и разгромило превосходящие силы султана…

Истратив напрасно огромное количество пороха, надорвав до хрипоты глотки, турки повернули от хаджибейских берегов.

Кондрата Хурделицу в этот день ранило осколком камня, разлетевшегося от удара пушечного ядра. Осколок глубоко вошел в мякоть левого плеча. Товарищи тут же вытащили его, промыли морской водой рану и туго перевязали.

Хотя у Кондрата кружилась голова от потери крови, он не уходил с поста. Есаулу казалось постыдным покидать товарищей, когда басурманы атаковали Хаджибей на кораблях. Морской ветер освежил есаула, и он переборол слабость.