«Если б я не видал сена, когда шел сюда, я заключил бы по лицу Джемса, что сенокос в этом году был плохим», — подумал Ричард Редмайн. — «Но где же Грация? Она, может быть, занята в своей комнате приготовлением какого-нибудь наряда к следующему воскресенью или читает роман в парадной гостиной, или гуляет в саду». Он оглянулся, но ни у цветочных гряд, ни между серыми стволами старых яблонь не видно было светлого платья.

Это его огорчило. Он был уверен, что она бросится к нему, как безумная, лишь только услышит его голос, но ему так хотелось увидеть ее, что даже минутное замедление было ему неприятно.

— Джим, — сказал он вполголоса, чтобы не разбудить дремавшую невестку.

Джемс Редмайн вздрогнул и уронил свою длинную трубку.

— Боже! — воскликнул он. — Не призрак ли это?

— Очень существенный призрак, мой милый друг. Я брат твой Ричард во плоти, и чтобы доказать это тебе, готов приступить немедленно к сытному английскому ужину.

Он без труда перелез в комнату чрез низкое окно.

— Где Грация? — спросил он.

Как ни темно уже было, он заметил перемену в лице брата и полный ужаса взгляд, который устремила на него проснувшаяся Ганна Редмайн.

— Где моя дочь? — повторил он тревожно.

Мертвое молчание, последовавшее за этим вопросом, оледенило его сердце.

— Умерла она? — спросил он хриплым голосом. — Да говорите, же наконец!

Тетушка Ганна первая собралась с духом ответить.

— Она не умерла, Ричард, по крайней мере мы не имеем причины считать ее умершею. Она может быть жива и счастлива. Но, Боже мой, Боже мой, разве вы не получили письма Джемса, в котором он рассказал вам все, что случилось, и списал письмо, которое оставила мне Грация, когда ушла?

— Ушла? — повторил Ричард Редмайн с негодованием. — Я, кажется, поручил вам заботиться о ней, Ганна Редмайн.

— И, видит Бог, я заботилась о ней, как о родной дочери, Ричард. Виновата ли я, что у нее хватило духу обмануть меня и уйти, не оставив никакого следа, по которому мы могли бы отыскать ее. Но ведь вы получили наше письмо?

— Нет. Последнее письмо, которое я получил, было то, в котором говорилось об уборке хмеля. Я уехал далеко от того места, куда вы мне писали, но я был уверен, что она живет в безопасности с вами. Неужели я оставил бы ее, если бы не был в этом уверен?

Он тяжело опустился на стул и сидел несколько минут, как окаменелый.

— Что сделалось с моей дочерью? — спросил он твердым, укоряющим тоном. — Рассказывайте все по порядку. Она не умерла, но ушла. Когда ушла она и как?

— Она ушла одиннадцатого ноября, в семь часов утра, ушла тайно, когда мы были все заняты. Но из ее письма вы узнаете все, что мы знаем.

Мистрис Джеймс подошла к боковому столу, отперла большую черную шкатулку и вынула из нее письмо Грации. Письмо это было читано и перечитано так много раз, что бумага на сгибах почти перетерлась. Ричард Редмайн дважды прочел его вслух, сначала быстро, потом очень медленно.

— Тайный брак! — воскликнул он. — Это еще не большая беда. «Я напишу отцу с следующей почтой и попрошу его простить меня». Бедная! Ее письмо не дошло до меня. Но почему брак должен быть тайным и с каким чертом убежала она?

— Есть только одно лицо, на которое падает подозрение, некто мистер Вальгрев. Она говорит в письме, что выходит замуж за джентльмена, а он единственный джентльмен, которого она знала.

— Как она познакомилась с ним?

— Он был нашим постояльцем прошлое лето. Мистер Ворт рекомендовал его.

— Вашим постояльцем! — воскликнул Ричард Редмайн. — Кто позволил вам обратить Брайервуд в постоялый двор?

— Мы приняли его для того, чтоб оказать услугу мистеру Ворту и чтобы приобрести для вас двадцать фунтов, Ричард. Он был безукоризненный джентльмен.

— Чтоб вас… — воскликнул фермер с страшным проклятием. — Ваш безукоризненный джентльмен украл и погубил мою дочь!

Мистрис Джемс указала на письмо.

— Она пишет, что он женится на ней.

— Женится! Как будто не всякий знает, что это значит. Нет ничего легче для негодяев, как обещать жениться. А моя бедная дочь была почти ребенок и неопытна, как ребенок. Уйдите от меня, сударыня, — воскликнул он, вскочив с конвульсивно сжатыми кулаками. — Уйдите от меня, потому что я способен убить вас!

Ганна упала на колени.

— Если я тут в чем-нибудь виновата, Ричард, — сказала она, — да простит мне Бог. Он знает, что я старалась всеми силами исполнить мою обязанность и что я искренно любила бедную девушку. Клянусь вам моею душою, что я старалась поступать так, как мне казалось лучше. Я верила Грации.

— Да, и ввели в ее дом постороннего и доверились ему.

— Мне рекомендовал его Джон Ворт.

— И чтобы угодить Джону Ворту, вы сделали Брайервуд постоялым двором и погубили мою дочь?

— Почему вы смотрите на ее судьбу с такой мрачной точки зрения, Ричард? — спросила мистрис Джемс, чтобы утешить его, хотя сама иначе не смотрела на судьбу Грации.

— Писала она вам после того, как ушла?

— Нет.

— И вы думаете, что она стала бы молчать, если б была замужем и счастлива?

Мистрис Джемс промолчала.

— Разве она такая бессердечная, что способна не написать ни слова, когда знает, что родные имеют право считать ее бессердечною обманщицей, даже краснеть за нее.

— Она, может быть, писала вам.

— Может быть. О, Боже мой! Как глупо было с моей стороны пренебрегать письмами. Но мне и в голову не приходило, что с ней могло что-нибудь случиться. Я вернулся домой только для нее, только для того, чтобы повидаться с ней, и что же я нашел!

Он оглядел комнату полным отчаяния взглядом. Что значило бы для него всякое другое несчастие в сравнении с утратой единственной дочери?

— И вот для чего я работал, — пробормотал он, проводя рукой по лбу, как бы стараясь собраться с мыслями, — вот для чего везло мне счастье. — Он подумал немного и прибавил поспешно: — Вы, вероятно, пытались узнать, что случилось с ней. Не могли же вы только есть, пить и спать, когда она не имела, может быть, никакого приюта и скиталась, как отверженная.

— Мы сделали все, что было в наших силах, Ричард, — отвечала опять мистрис Джемс за себя и за мужа, который только смотрел на брата с безмолвным сожалением. — Джон Ворт не хотел сказать нам ничего о мистере Вальгри, но сам ездил к нему в Лондон и прямо обвинил его в том, что он увез нашу Грацию. Но мистер Вальгри сказал, что ничего не знает о ней и не видал ее с тех пор, как уехал от нас.

— Человек, способный соблазнить такого ребенка, не остановится перед ложью. Никого другого вы не подозреваете?

— Никого.