мало чем отличался от Арининого. Конечно, у Ильи был другой обзор литературы, другой стиль изложения данных и, наконец, в качестве объекта клонирования им был выбран кролик. Защита прошла вполне успешно, но не вызвала особых восторгов у Аттестационной комиссии. Да Илье и не нужна была шумиха по столь ничтожному поводу.

Успех дипломов Риты и Олега взбесил Арину. Когда Госкомиссия дала высшую оценку именно их работам, Арина едва сдержалась, чтобы не выкрикнуть: «Проклятье! Они же просто развили идеи, которые мы с Олегом рождали в творческих муках!» Самым обидным было то, что она сама бросила Олега и фактически отказалась от своей части их общего идейного наследия. Снова мелькнула мысль, что, может, зря рассталась с Олегом: «Подумаешь, клон. Перемудрила! Ну, и поделом мне дуре элементарной. Польстилась, идиотка, на деньги Никифорова. Ладно. Теперь поздно кулаками махать. Что сделано, то сделано. Век живи – век учись, и всё равно старой дурой помрёшь».

Через пару дней Арина слегка успокоилась, и её мысли привычно вернулись к Никифоровым клонам, которые тем временем стремительно развивались в чреве аппаратов Поползнева. Что вырастет из них? Что получится? Эти мысли окончательно отвлекли Арину от переживаний из-за скудости аплодисментов на защите её диплома. Да и зачем было ей так остро переживать своё третье место, если сама прекрасно знала, что работа с клонами мыши не вызовет особого восторга у публики? Ведь её диплом был не более, чем побочным продуктом великой работы всего пещерного коллектива по созданию двух клонов «премилого Гришули». Арину снова пронзил приступ любопытства, насколько отпрыски Никифорова будут похожи на их прямого предка. «Если с ними всё получится, то могу и я вырастить себе двойников. Действительно, а почему нет? Ведь вырастил же второго себя Поползнев. Боже, как же было бы интересно наблюдать, как растёт и развивается моя точная копия!» – и волна нового сильного чувства прокатилась по Арининой душе.

Уже через неделю Арина была снова в путоранской пещере. Сквозь прозрачную стенку искусственной матки можно было следить за развитием клонов Гришули. Они были уже довольно крупными, грамм по 800-900 каждый. Больше всего её поразили движения плодов. Они буквально крутились в шаровидном чреве клонотрона. Арина направила на глаза одного из них луч фонарика – плод сомкнул веки и отвернулся. Она постучала по стенке аппарата – клон замер и повернул ухо к источнику звука. Её охватило волнение, «Юрочка, – ласково позвала она, – как ты себя чувствуешь?» Плод обратил к ней своё лицо, задвигал ручками и широко улыбнулся. Его бледно-зелёные глаза, ещё не набравшие отцовской яркости, будто о чём-то просили Арину. Она подбежала к соседнему аппарату, где развивался второй клон, и снова пережила те же эмоции. И вдруг, то смутное чувство, что иногда возникало у неё в последнее время, заполнило всю её душу. «Мои деточки! – воскликнула она громко, не обращая внимания на стоящих рядом Поползневых. – Я люблю вас!»

С этого момента Арина стала безумной матерью. Холодный неженский рассудок покинул её. Она, конечно, знала, что у «деточек» нет ни единого её гена, но эти существа в прозрачных шарах будто сорвали пробку с резервуара, хранившего её материнский инстинкт. Теперь она могла часами стоять перед клонотронами, не отводя глаз от растущих не по дням, а по часам запоздалых первенцев Никифорова.

До условного рождения младенцев оставалось ещё около трёх месяцев. Арина довольно спокойно отнеслась к предложению Поползнева пройти обследование своего здоровья, рассеянно согласилась отдать на анализ двадцать миллилитров крови, а в мыслях её уже витали планы воспитания «деточек».

Заметив столь резкое изменение душевного состояния Арины, Фёдор Яковлевич предложил ей ехать в Петербург и готовиться к пополнению своего семейства. Она тут же согласилась, ведь её дом ещё не был подготовлен к приёму малюток. Как могла она забыть, что её «деточкам» нужна детская комната? И наконец она ощутила тот великий груз ответственности, который уже лёг на её плечи – создать все условия для полного и гармоничного развития тела и души своих мальчиков.

Через пару дней Арина покинула пещеру, чтобы вернуться в конце сентября.

И Илья заметил чудо мгновенного преображения Арины, заметил и испугался. Теперь, решил он, она никогда его не полюбит, и в голове молодого человека поселилась безумная мысль – создать для себя копию Арины. Он намекнул об этом Фёдору Яковлевичу, тот всё понял и предложил перенести новый, готовый к работе клонотрон в одну из кают для гостей, не привлекая к нему внимания Никифоровых.

25-го сентября Арина получила предельно лаконичную эсэмэску: «Приезжай, пора. Илья». Она и так была как на иголках. Объявила Никифорову, что едет рожать. Тот расхохотался: «Дорогая, надеюсь, ты будешь хорошей матерью. Теперь всё пойдёт путём!» – «Милый Гришенька, – проворковала она, прижимаясь к мощной груди мужа, – я тебя не подведу. Мы обеспечим светлое будущее твоей палладиевой империи». – «Нашей империи», – поправил жену Никифоров.

Они вместе полетели в Норильск, и через два дня вернулись в Петербург, как говорится, «с детьми на руках».

30

Вечером после защиты дипломов Розанов организовал у себя на даче пирушку. В самом её начале ещё трезвый Михаил Борисович обратился к Рите и Олегу с торжественной речью.

– Дорогие продолжатели моего рода! Я внимательно следил за тем, как вы продвигались в понимании механизма работы муравьиного разума, и пришёл к мысли, что ваш тандем, при моём скромном участии, способен замахнуться и на задачу построения самостоятельно мыслящего робота. Вспомните, как примерно год назад мы здесь, на этой старой даче, за этим старым столом обсуждали проблему, можно ли найти способ объективной оценки истинности людских убеждений? И тогда Олег сформулировал сверхреволюционный вопрос: «А не могла бы в качестве идеального арбитра выступить разумная машина?» С тех пор этот вопрос не даёт мне покоя, и я даже провёл довольно изящные математические исследования и расчёты, чтобы проверить, не противоречит ли идея самостоятельно мыслящего робота некоторым незыблемым постулатам теории вычислимости. И знаете, мои юные друзья и коллеги, так и да! Не противоречит! При всём старании я не смог найти изъяна в идее создания такой богоподобной всезнающей машины.

Рита захлопала в ладоши и кинулась целовать папочку, а Олег взял в руки бокал с вином, встал и обратился к Розанову с ответной речью.

– Предлагаю выпить за здоровье моего тестя, учителя и друга Михаила Борисовича Розанова. Отмечу вскользь, что проект разумной машины волнует меня, как говорится, всю сознательную жизнь. Зародился он у меня ещё в