Ни наручников, ни каких-либо пут на неё не повесили. Накормили. И это позволило ей чуть-чуть расслабиться. Возможно, будь на месте Чонсы другая девушка, она бы билась в истерике, но малефике невпервой оказываться в тюрьмах и смотреть на то, как угасают её товарищи. И если первое было неизбежно, второе, кажется, она могла предотвратить.

Это не меняло того факта, что прежде, чем говорить, она размажет Гвидо по стенке. Чонса была малефикой. Её собеседник необязательно должен быть жив. С мертвыми даже проще.

Они вышли из подземелий, и Чонса была рада размять ноги и подышать свежим воздухом. Кроме того, было интересно. Феликс её учил, что любое знакомство — это возможность узнать человека, а человек — это проводник к событиям, его окружающим. Кто бы не был этот человек, Чонса…

Как иронично и лицемерно, вдруг подумала малефика. Возможно, она шла на казнь — покорно, пусть и лелея в ладони острый осколок, но никто её не тащил силком, и вот она идет, и думает о том, какой ад она всем устроит. Это было не слишком логично. Шестипалая всегда была эгоисткой, и, казалось, прямо сейчас ей следовало полоснуть мальчишку в смешном шлеме по горлу, развернуться и убежать на свободу. Она могла так сделать. Ей бы даже не было стыдно.

Но у них был Данте. Она уже отвернулась от одного родного человека, сделала вид, что его никогда не было. Подобной ошибки Чонса больше не совершит.

Прошли через холл: вчера он показался ей похожим на обычные строения богачей в Бринморе, сегодня же девушка увидела отличия. Например, колонны — в архитектуре северян они не используются, там любят арки. Потолок в кои-то веки без усыпанных ключами, бородатыми головами и ангельскими перьями рисунков. Небольшой бассейн перед ступенями, посреди него — статуя женщины с голой грудью. От воды несло речной тиной, такой вкусный прохладный запах.

Чонса глубоко вдохнула, шагнула в Извне, продолжая монотонно передвигать ногами вверх по лестнице. Почувствовала отголоски проходящих здесь ранее людей, их эмоции — в основном это была боль и благодарность, известное ей по церковным лазаретам сочетание. Кажется, Гвидо переделал свой дом в лечебницу. Какой сердобольный! Она видела у теней красные пульсирующие узелки в груди, на поверхности кожи, в голове, в сломанных конечностях. Корча, простуда, бешенство, укусы ядовитых змей и отравления… Резко дернулась, ощутив золотое дыхание, и проследила глазами за полупрозрачными аурами проходящих здесь малефиков. Только один из них боялся. Это была она.

Стражник коснулся её плеча. Делать этого не следовало — прикосновение обожгло её болью, словно шорец потянул за ниточки нервов, она едва сдержала вопль.

— Без фокусов, — повторил он настойчиво, пусть и немного испуганно.

В домах Бринмора на втором этаже всегда располагались комнаты гостей и спальни. Кабинеты, кухни, гостиные — на первом, чтобы не пускать незнакомцев в сердце своего жилища. Но вот они стояли в широком коридоре, где-то вместо дверей были просторные арки. Стены увешаны, но не картинами, а странного вида свитками и древними каменными табличками. Чонса знала мало слов в письменном шорском, но не смогла распознать ни одного из них в изощренной клинописи.

Стражник вежливо постучался и толкнул тяжелую дверь. Первое, что увидела Чонса — огромное, почти во всю стену, окно. Комната большая, но не кабинет, скорее некая приемная — пара столиков, стулья, диваны. На стене слева — доска, на которой были оставлены записи. Это класс для обучения, поняла девушка. На полках высились ряды стеклянных колб, остро пахло то ли кровью, то ли металлом.

Чонса не ожидала увидеть здесь Джоланта. Он сидел за столом, как школяр, бледный и с чертовски прямой спиной, не сразу заметил их прибытие. Увидев девушку, вскинулся с тревожным выражением лица. Малефика едва глянула не него.

Гвидо.

Гвидо!

Гвидо стоял на одном колене у софы. Рядом с ним был маленький столик, на котором лежали монструозного вида шприцы, жгуты, бинты, какие-то бутылочки с жидкостями. Заметив пылающий взгляд, медик вынул толстую иглу из вены лежащего Данте и поднялся ей навстречу. За его спиной спокойно дышал малефик, на бледных губах которого играла улыбка.

Но это был не тот Дани, которого знала Чонса. Не принц — чудовищный скелет, обтянутый пергаментом кожи. Шестипалая не раз видела мертвецов, то, как западают у них щеки, иссыхают губы. У Данте она тоже могла увидеть очертания клыков сквозь кожу, настолько истощенным и деформированным выглядело его лицо. Неужели Гвидо морит его голодом? В чёрных мелких кудрях — отличительной черте Данте — мелькали серебряные пряди. Он был на год или два моложе Чонсы, но сейчас выглядел дряхлым стариком.

«Все будет хорошо», — говорил он.

Лжец.

Все они — лжецы.

Гвидо от немедленной расправы спасло лишь то, что Джо поднялся и сжал её плечи, и уткнул лицом в свою грудь.

— Ты цела? Ты цела! Хвала Ключнику, ты…

Запах Джоланта был ей знаком — лаванда и цветочное мыло. Чистюля. Чонса вдохнула глубоко, словно затянулась дымом, но так и не успокоилась. Глядела поверх его плеча на Данте, он приоткрыл рот, дыша со свистом, перекатился во головой по подлокотнику. На его груди лежал массивный костяной артефакт в виде округлой пластины. Удивительно, но Данте не было больно от близости Кости Мира. С другого края софы свисали его ноги, узловатые длинные ступни во сне заскрипели острыми когтями по паркету. Ему что-то снилось.

Гвидо сказал на чистейшем певучем шорском:

— Благодарю, ступай с миром, Лиль, — и провожатый юный шорец низко кивнул (этот кивок был похож на поклон) и покинул их.

Гвидо же подошел к ним с Джо. Узкое лицо. Неприятное лицо. Как она сразу не заметила? Чем-то похожее на лицо Чонсы — вытянутое и тонкое.

— У тебя, наверно, куча вопросов? — спросил он.

Дрожащие значки перескочили с его мерзкого лица на Дани — её Дани!

Чонса приподняла губу и прежде, чем Джо успел что-то сделать, или она успела одуматься — дернула силой Гвидо в сторону стола, заставила взять с лотка для инструментов первый попавшийся нож. Он посмотрел на оружие в своей руке с восхищением. Еще немного — и она заставит его вскрыть себе горло.

Джо сжал её плечи и силком усадил за стол, почти кинул в его сторону. Вместе с ней качнулся и упал Гвидо — но не выпустил оружие из руки.

— Успокойся, — он попросил, — Пожалуйста.

— Предатель!

— Поразительно, — цокнул Гвидо языком, — И это притом, что здесь повсюду растыканы Кости мира! Черт, да сам этот скальпель — артефакт!