На это Лину нечего было возразить. Спустя несколько секунд тишины его наручный терминал зазвенел. Трибун торопливо нашарил в кармане туники тонкую титановую таблетницу, вытряхнул из нее маленькую красную капсулу и проглотил не запивая.

– Обезболивающее, – объяснил он, кривясь.

Он подчеркнул это стуком деревянной трости об пол, намекая на неизлечимые травмы, полученные в схватке с генералом-вайяданом Бахудде.

Я не стал это комментировать, почувствовав, что жалость, сочувствие и даже дружеская поддержка могут быть восприняты им как укор, и потому я с поклоном удалился.

– Пойду уберу, – показал я пустой бокал.

Оставив Лина у перил, я короткой отмашкой ответил на очередную попытку Арианны подозвать меня и углубился в имперский павильон. Здесь, с интервалом в несколько шагов, стояли слуги в ливреях – все до единого авентийские андрогины, безволосые, как и старый Никифор, но в напудренных белых париках. В руках у каждого был поднос с бокалами, канапе и другими мелкими закусками. Я учтиво принял одну и съел, после чего передал свой бокал проходившему мимо свободному слуге.

Люди шептались мне вслед; я то и дело ловил взгляды разукрашенных дам, замечал, как на полуслове отвисают челюсти у молодых лордов. Какой-то директор консорциума в сине-сером костюме поклонился и вежливо поприветствовал меня на мандарийском. Я ответил легким кивком и двинулся дальше. Я смутно догадывался, что от меня требовалось «засветиться». Император пригласил меня не просто так; я должен был быть на виду. Я решил пройтись вдоль ограждения напротив постамента, где император беседовал с новопровозглашенным бароном Брандтом и другими аристократами. У трона образовалось пустое пространство. Лорды кучковались маленькими группами поближе к перилам, болтая между собой или разглядывая в театральные бинокли голографическую диораму, расположенную напротив императорского постамента и представляющую облик нового города.

Пройдя вдоль перил и не приближаясь к креслу императора, я подошел к сверкающей диораме. Над головой стоял купол бархатной крыши, поддуваемый вертикальными обогревателями, которые не только качали воздух, но и наполняли его слабым ароматом ладана и специй.

Для нового города император выбрал обширную равнину, где раньше были невозделанные поля. Большинство имперских городов строились вокруг центрального ядра, своего рода двойного сердечника, состоявшего из дворца и святилища Капеллы. Потом они разрастались, насколько позволял рельеф и насколько требовалось горожанам, пока не упирались в стены, которые по старой традиции сразу возводили в нескольких милях от сердца города. Эти стены предназначались не для того, чтобы защищать от врагов, а чтобы ограничить рост поселения.

У нового города стены пока не было, хотя на диораме она мерцала красным – знак, что строительство запланировано. Дворец тоже был красным. Несомненно, и дворец, и подземные бункеры под ним лучше было строить традиционным способом. Мне стало интересно, где новый барон собирался жить до постройки дворца. Вероятно, на каком-нибудь бронированном фрегате, поодаль от города, под неусыпной охраной. Святилище тоже должны были строить вручную. А вот все остальное… Белые шпили и стройные ряды низких зданий тянулись вдоль уже мощеных бульваров.

Я дотронулся до мерцающей подписи под черным стеклом у края проекции. «Город Бенну» – гласила она.

– Бенну, – тихо произнес я. – Бенну?

Происхождение названия города было мне непонятно.

– Это птица, – вмешался в мои размышления резкий холодный голос. – Какая-то древняя птица. Она умирает и воскресает, как феникс.

Я оглянулся и увидел, что говорящий смотрит на меня с другой стороны голограммы.

– Как вы, – прибавил он.

Этот человек остался почти таким же, как я его помнил. Его имперские рыжие волосы чуть отросли и были зачесаны назад, открывая лицо с зелеными глазами и орлиным носом, отличающее его августейший род. У него был отцовский волевой подбородок и доставшаяся от матери бледная кожа, а вот холодный отстраненный вид был его собственной отличительной чертой. На нем был имперский алый костюм, расшитый золотом, и снежно-белая полутога через левое плечо, застегнутая золотой фибулой в виде солнца.

– Кланяться не будете? – поинтересовался принц Александр, и его евгенически привлекательное лицо разрезала кривая – как у меня – улыбка.

Вместо поклона я улыбнулся и расправил плечи.

– Мой принц! – воскликнул я, сам удивившись тому, как тепло стало на душе от его появления, и поспешил вокруг стола, чтобы пожать ему руку. – Я слышал, что вы здесь! Искал вас! Как вы?

В тот миг я напрочь забыл о своих прежних тревогах и страхах. Во Вселенной у меня осталось мало близких людей, и находиться с ними в ссоре было невыносимо. Я обеими руками схватил ладонь принца и прижался к ней лбом. Это был не совсем поклон, да и любые прикосновения к членам императорской семьи противоречили этикету. Несомненно, экскувиторы поблизости напряглись, а марсианские стражи потянулись за станнерами. Был бы на месте Александра император, они бы наверняка выстрелили без раздумий.

Александр отдернул руку, и когда я выпрямился, то увидел в его глазах крайнее удивление. Его изумрудные глаза таращились на меня, челюсть чуть отвисла.

– Я так рад снова видеть вас, мой мальчик, – сказал я, осознавая, что на меня глазеют, но мне было все равно.

Принц прищурился.

– Вы постарели, – сказал он после паузы. – Отец говорил об этом.

Он покосился на женщину, стоявшую недалеко, и та отвела взгляд.

– Так это правда? – спросил принц. – Бич Земной вас пытал?

– Семь лет, – ответил я и тоже отвел глаза.

Мне не хотелось обсуждать это на виду у зевак. Александр продолжал таращиться на меня с приоткрытым ртом.

– Ваше лицо… – выдавил он наконец.

– Дораяика, – сказал я и почувствовал, как следы когтей на щеке будто запылали.

Я спрятал руки в карманах длинной шинели, вдруг устыдившись шрамов, которые перестал скрывать под кожаными перчатками. Мне вдруг стало не по себе. Чувство было сродни тому, что я испытывал, лежа на стеклянном полу в тренировочном зале виллы Маддало или на прорезиненных матах в трюме «Ашкелона» после очередного проигрыша сэру Гектору.

– Мне жаль, – произнес принц и резко втянул воздух. – Марло, мне искренне жаль. Представить не могу, каково вам пришлось.

– Надеюсь, что настанет день, когда никому больше не придется такое испытывать, – сказал я и опустил голову. – И даже представлять.

– Надеюсь, что вы встретите его в отставке на Нессе, – ответил принц. – По правде говоря, я уже предлагал это Имперскому совету. Просил отца оставить вам поместье в Сананне. Вы уже вдоволь настрадались. Нельзя просить от вас большего.

– У меня еще есть незавершенные дела, – ответил я.

Лицо Александра вдруг превратилось в маску. За годы нашей разлуки он, очевидно, научился лучше себя контролировать.

– Вы бы передали их кому-нибудь другому, – ровным голосом сказал он. – После