Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне думается, вы этого уже добились. У вас есть надежная стража, охраняемый дворец, армия, готовая выполнить любой ваш приказ.
– Они мне подчиняются, но не испытывают страха передо мной.
– Разве кто-то может иметь власть над вами?
Их разговор прервал тяжелый удар по внешней стенке кареты. Мария Терезия вскрикнула. Людовик вздрогнул. Встав, он отдернул занавеску. «Грабители? – мелькнуло у него в мозгу. – Но откуда им взяться? А уж тем более откуда взяться подосланным убийцам? Карету сопровождают конные гвардейцы».
За окошком, повиснув на выступе, по-обезьяньи раскачивался Филипп.
– Ну что, испугались? – весело спросил он, мотая головой.
Ветер играл волосами героя войны.
Людовик нахмурился.
– Мне наскучило скакать! – признался Филипп.
Распахнув дверцу, он ввалился внутрь и со смехом плюхнулся на сиденье. Филипп был изрядно пьян.
– Если ты ищешь вино, у нас его нет, – сказал Людовик.
– А! Вино я и так могу найти. Поговорить захотелось! Если бы ты убил столько испанцев, сколько довелось убить мне, ты бы не стал говорить о погоде.
Вспомнив о происхождении королевы, Филипп пьяно улыбнулся:
– Я не хотел обидеть ваше величество. Кстати, некоторые из них были очень даже милыми.
Тишину сменили бессвязные рассказы Филиппа о солдатах, армейской пище, его верном коне и аромате победы. Людовик молча смотрел на брата. Королева повернулась к окошку. Неожиданно карету снова тряхнуло. Она поехала медленнее, а потом и вовсе остановилась.
– А теперь в чем дело? – спросил Филипп. – Или кто-то решил повторить мой подвиг?
– Вероятно, дорогу размыло, – сдерживая раздражение, ответил Людовик. – Близ Шавилля из-за дождей часть дороги превратилась в череду прудов.
Снаружи донеслись сердитые голоса. Филипп мгновенно протрезвел, словно голоса обладали свойством выгонять хмель из тела.
– Оставайтесь внутри! – крикнул он королевской чете и выбрался наружу.
Возле опрокинутой повозки лежали тела кучера и двух гвардейцев. Их лица были обезображены мушкетными выстрелами. Чуть поодаль в грязи распластался четвертый; судя по виду – настоящий разбойник с большой дороги. На шее у него болталась окровавленная черная тряпка. Один глаз вытек. Кроме того, он был сильно ранен в ногу.
Людовик все-таки вышел из кареты. Маркиз де Роган, ехавший верхом, спрыгнул на землю. Они присоединились к Фабьену Маршалю и Филиппу, внимательно осматривавшим тела.
– Ваше величество, этот груз везли из Парижа, – сообщил Маршаль. – Злоумышленники его похитили.
Людовик заметил, что Фабьен приглядывается к одноглазому верзиле.
– Вам знакомы эти люди?
– Увы, ваше величество, я их совсем не знаю.
Филипп склонился над разбойником.
– А этот-то жив! – крикнул он. – Пока еще дышит!
– Отправьте его к врачу! – распорядился Маршаль. – Если он заговорит, первым слушателем буду я.
Пока раненого поднимали и усаживали на лошадь, Фабьен повернулся к королю:
– Ваше величество, примите мои поздравления.
– С чем?
– С заключением мирного договора. Наша война закончилась.
– Закончилась ли? – спросил Людовик, глядя на следы дорожной бойни.
Жаку понравилось трапезничать, расположившись на дворцовых строительных лесах. Услаждая желудок нехитрой едой, он одновременно услаждал взгляд рукотворной красотой версальских садов. Их узор становился все изощреннее: появлялись новые деревья, живые изгороди, пруды и статуи.
– Будь я королем, мы бы вообще не воевали, – заявил Бенуа, жуя хлеб с сыром. – Мы бы спокойно жили здесь, среди всей этой красоты. Я тут меньше года, а как преобразился Версаль! Настоящий рай.
Жак поморщился:
– Неделю ты бы наслаждался красотой. А потом бы сюда вломились испанцы. Или голландцы. Или англичане. Всю красоту заграбастали бы себе, а мы с тобой были бы у них вроде рабов.
– Каждый человек должен построить в своей жизни что-нибудь величественное, – сказал Бенуа, будто не слышал мрачных слов королевского садовника. – Например, дворец. И не важно, что ему самому в этом дворце не жить.
– Пойми, Бенуа: все мы – прах. Никакой дворец не простоит вечно.
– Версаль простоит. Я знаю.
Маркиза де Монтеспан весело напевала, смотрясь в зеркало и прикладывая к волосам ленты и перья. Она готовилась к встрече короля-победителя. Когда Людовик вернется во дворец, он обязательно ее заметит. И не только заметит; в нем пробудится желание. А потому она должна выглядеть безупречно.
– Ах, сколь чиста она и сколь прелестна, – послышался насмешливый голос.
Атенаис повернулась к двери и увидела Шевалье.
– Разве в ваших обычаях без приглашения заявляться в покои придворных дам и глазеть, как они одеваются?
– Я не упускаю ни одной возможности. По сути, ради этого я и живу.
– Неужели? – язвительно спросила маркиза.
– Нет, конечно, – улыбнулся Шевалье, приближаясь к ней. – Думаю, вы простите мне эту невинную ложь. Могу с ходу назвать вам пять вещей, более привлекательных для меня. Приятное тепло очага. Новые чулки. Мягкая подушка. Прохладный ветерок в летний зной. – Он почесал подбородок, изображая задумчивость. – Чуть не забыл! Капуста. Обожаю капусту. И раз уж мы заговорили о капусте, мне нравятся ваши волосы.
– Какая же вы нежная и добрая душа, – сказала Атенаис, ожидая подвоха.
– А вы не знали? – Шевалье провел рукой по лентам и перьям, разложенным на туалетном столике. – Надеюсь, он достоин ваших стараний.
Маркиза де Монтеспан хлопнула кулаком по туалетному столику, резко встала и решительно направилась к Шевалье. В отличие от большинства придворных дам, она не робела перед ним.
– Он? Кого вы имеете в виду?
– Как кого? Конечно же, вашего мужа.
– Он далеко отсюда, на юге, о чем с радостью сообщаю вам.
Шевалье кокетливо наморщил нос:
– В таком случае я говорю о неизвестном мне лице мужского пола, вдохновившем вас.
– Если в моем случае можно задуматься, то относительно вас очевидно, кто занимает ваши мысли. Разумеется, если у вас есть хоть одна.
– Сударыня, я не перестаю наслаждаться вашим языком. Меня восхищает его острая кромка. Его отточенность. Не язык, а настоящий клинок. Он пронзает. Таких я еще не видел.
– Уверена, что видели, и не один.
– Мадам, вы напоминаете мне лебедя на пруду. Вверху – грациозно изогнутая шея, а внизу – две толстые лапы, которыми он шлепает по воде.