Прибыв обратно на Фату-Хиву, Тур и Лив решили не останавливаться в деревне, а поскорее отправились в верхнюю часть долины Омоа, к своей хижине. Теперь, наученные горьким опытом, чтобы избежать царапин на ногах, они соответствующим образом оделись. Как дети, они радовались возвращению на знакомые тропинки. Но на королевской террасе их ожидала прискорбная картина. Джунгли завладели хижиной, и они не сразу разглядели ее в свежих зарослях, даже бамбуковые палки, служившие хижине каркасом, пустили побеги. Крыша продырявилась, а стены стали хрупкими, как бумага. Везде ползали сороконожки и пауки.

Ночь Тур и Лив провели в лесу на ложе из листьев, накрывшись сеткой от комаров. Прибавилась и еще одна напасть — дождь, и к рассвету они вымокли насквозь. Облако комаров ожидало, когда они встанут и откинут сетку, эти кровопийцы весь следующий день роем преследовали их повсюду.

Стало ясно, что на старом месте жить больше нельзя. Лив особенно боялась рецидива болезни фе-фе. Она считала, что нужно последовать примеру туземцев и переселиться на побережье, где постоянный ветер мешал вольготной комариной жизни.

Тур и Лив отправились к Пакеекее за советом, и тот сразу предложил им пожить у себя. Но ни за что на свете молодые норвежцы не хотели селиться в деревне, где правили бал болезни. Они не для того возвращались к природе, чтобы жить с прокаженными и больными слоновой болезнью!

Как не раз прежде, на помощь пришел Тиоти, который посоветовал Хейердалу перебраться на восток острова, где всегда дул пассат. В тех местах, в деревне под названием Оуиа, одиноко жили два человека — старик и его приемная дочь. Путь через горы был труден, и Тиоти выразил желание проводить их. Пока они разговаривали, Лив заметила, что одна нога у звонаря распухла. Бедняга, слоновая болезнь поразила и его!

Старика звали Теи Тетуа. При появлении гостей он пришел в восторг, тут же была заколота свинья и устроено застолье. Без лишних церемоний Теи Тетуа пригласил Тура и Лив пожить у него. Он пообещал им помочь с постройкой дома. Еды здесь хватало; правда, не было муки и риса, но зато в изобилии имелись свинина, куры и фрукты. Туру и Лив в Оуиа понравилось, и они решили остаться.

Когда-то в деревне Теи Тетуа бурлила жизнь, у него было двенадцать жен, и он правил четырьмя родами. Но после того, как пришли двойные люди, все его подданные умерли один за другим. «Двойные люди» — так Теи Тетуа называл белых, потому что они носили головные уборы: когда двойные люди снимали шляпы, под ними оказывались головы. Двойные люди носили обувь, и когда они ее снимали, выяснялось, что у них есть «вторые» ноги. А когда они снимали одежду, показывалось новое тело. Но у них было не только второе тело внутри тела. К сожалению, они принесли с собой лихорадку. Пока не пришли двойные люди, никто в долине не умирал от болезней, — так, во всяком случае, считал Теи Тетуа.

Он был очень стар, так стар, что жители острова по ту сторону гор уже начали причислять его к предкам. На это у них имелось полное право, поскольку Теи Тетуа был единственным жителем острова, который ел человечину. Он был последним каннибалом Фату-Хивы.

«Люди по вкусу похожи на сладкий картофель», — рассказывал он. Они обычно заворачивали человеческое мясо в банановые листья и запекали между горячих камней — так же, как готовят свинину. «Лучшие кусочки, — рассказывал Теи Тетуа с улыбкой, — это внутренняя часть руки молодых женщин».

Лив содрогнулась.

Как и многие другие местные обычаи, каннибализм исчез после появления на тихоокеанских островах миссионеров. На Фату-Хиве последняя трапеза с блюдами из человечины состоялась где-то в конце XIX века, когда Теи Тетуа был еще молод. Среди ученых шли споры о том, насколько было распространено людоедство. Однако ясно, что оно не было всеобщим, — традиционно каннибализма придерживались только вожди и воины, и поедали они, в принципе, только врагов. Это помогало утолить жажду мести; еще более важную роль в сохранении людоедства играло представление о том, что поедание мяса врага придает победителям магическую силу и наносит вред вражескому племени. Случалось также, что людоедство происходило по нужде. Перенаселенность маленьких островов — не редкий феномен, к тому же случались неурожаи.

Воины считали, сколько людей они убили и затем съели, делая пометки на своем оружии. С появлением каждой новой метки рос статус воина. Каннибализм также был своеобразным религиозным обрядом, начало которому положили сами боги. Выполняя ритуал, пленника сначала волокли в святилище и убивали там в качестве жертвы богам, а затем уже он отправлялся в котел.

Во время своих путешествий Джеймс Кук наблюдал каннибализм у маори в Новой Зеландии, полинезийцев в Тихом океане и индейцев на западном побережье Северной Америки. Однажды он стал свидетелем того, как маори содрали, поджарили и съели мясо с головы пятнадцатилетнего мальчика, и совершенно естественно выразил отвращение по поводу такой бесчеловечной жестокости. Кук писал, что, судя по всему, этот обычай передается по наследству со времени сотворения мира. Пока жизнь маори не основывается на христианских ценностях, считал Кук, отвратить их от этого варварства будет трудно. История показала, что в этой части он оказался прав; кстати, кое-кто из миссионеров тоже попал в кастрюлю, прежде чем христианство победило. В общем, именно католицизм отвратил Теи Тетуа и его друзей от людоедства.

Вскоре Тур и Лив перебрались в новый дом на сваях на берегу. После всех неприятностей они переживали достаточно приятные времена. Здесь хорошо дышалось, и совершенно не было комаров. Часами они могли сидеть в тишине и смотреть на море, наблюдая, как ветер гонит волны к берегу.

— Странно, — сказала однажды Лив, — странно, что такого прибоя никогда не было на той стороне острова.

Вечерами Тетуа часто приглашал их в гости. Обычно ели свинину, которая была неотъемлемой частью здешнего меню. Приемную дочь Теи звали Тахиа-Момо, ей было одиннадцать-двенадцать лет. Она обнимала Лив с такой нежностью, будто узнавала в ней свою мать.

Однажды вечером, пока костер разгорался, Теи Тетуа начал петь. Его длинная песня была об истории сотворения мира, Теи слышал ее от своего отца, а тот — от своего. Тики, бог людей, жил на небесах, он сотворил землю. Он сотворил воду, рыб, птиц и фрукты. Тики создал свиней и, наконец, он сотворил людей.

— Ты веришь в Тики? — спросил Тур.

Теи Тетуа посмотрел на него.

— Я католик. Но я верю в Тики, — ответил он. — Тики и Иегова — одно и то же.

Когда пришли миссионеры, Теи Тетуа и его народ посчитали, что они, когда рассказывают о своем Боге, говорят именно о Тики. То, что миссионеры называли Тики другим именем, было не более удивительно, чем то, что у них имелись другие слова для камня, который Теи Тетуа называл kaha, или костра, который для него был ahi.

Тур сказал, что у предков Тетуа, наверное, было много богов, а не один только Тики.

— Ну да, — сказал Тетуа, — выдающиеся вожди становились богами, когда умирали. Но Тики был единственным создателем. Это Тики привел его предков через море на острова.