Шрифт:
Интервал:
Закладка:
― Почему вы тогда уволились?
― Не захотела больше на нее работать.
― Но вчера вы на нее работали.
― Ну да, до того как она меня выгнала... то есть до того как я уволилась.
― В субботу вы целый день были на работе?
― До шести часов. Я ухожу в шесть, если нет ничего непредвиденного. То есть, уходила.
― Миссис Беннинг никуда не отлучалась?
― Ближе к вечеру выходила ненадолго, сказала, что купит еды на воскресенье.
― Когда она ушла из дома?
― Около пяти, незадолго до пяти.
― Когда она вернулась?
― Уже после моего ухода.
― А доктор?
― Насколько я знаю, он был дома.
― Он не выходил с женой?
― Нет, он сказал, что хочет вздремнуть.
― Когда вы опять встретились с миссис Беннинг?
― Никогда.
― Вы встретились с ней в кафе «У Тома» около восьми.
― А, да. Да. Я совсем забыла. ― Она смешалась.
― Она дала вам деньги?
Флори помолчала.
― Нет. ― Но что-то заставило ее повернуться и посмотреть на красный клеенчатый кошелек на туалетном столике.
― Почему она их вам дала?
― Она ничего мне не давала.
― Сколько вы получили?
― Только расчет, ― пробормотала она. ― То, что мне были должны.
― Сколько?
― Триста долларов.
― Не многовато ли для расчета?
Флори подняла тяжелый взгляд к потолку, а потом опять вперила его в красный кошелек на туалетном столике. Она смотрела на него с таким пристальным вниманием, будто он был живой и собирался взлететь.
― Это премиальные. ― Она нашла-таки слово. ― Она дала мне премиальные.
― За что? Вы ей не нравились.
― Это я вам почему-то не нравлюсь, ― пропищала она детским голоском. ― Я не сделала ничего плохого. Не пойму, за что вы на меня взъелись.
― Вы мне страшно нравитесь, ― соврал я. ― Только дело в том, что я собираюсь раскрыть несколько убийств. Вы важная свидетельница.
― Я?
― Вы. Она покупала ваше молчание? О чем вы не должны были болтать?
― Раз я свидетельница, мне придется вернуть деньги? Мои премиальные?
― Нет, если не будете про них трепаться.
― А вы никому не скажете?
― Мне это ни к чему. За что она вам заплатила, Флори?
Я терпеливо ждал, слушая ее дыхание.
― За кровь, ― сказала она. ― Я обнаружила несколько капель крови на полу приемной. Я их стерла.
― Когда?
― В понедельник две недели назад, когда я впервые увидела миссис Беннинг. Я спросила доктора про кровь, и он сказал, что в воскресенье ему пришлось принять туриста, порезавшего палец. Я об этом больше и не думала, пока миссис Беннинг вчера мне не напомнила.
― Как та мамаша, которая заклинала детей не совать в нос горох.
― Что за мамаша? ― заинтересовалась Флори.
― Это такая сказка. Суть в том, что стоило ей отвернуться, дети тут же засунули в каждую ноздрю по горошине. Бьюсь об заклад, вы рассказали Десмонду про кровь, как только миссис Беннинг повернулась к вам спиной.
― Вовсе нет. ― По специфической скулящей интонации я сразу определил, что да. Приходится пользоваться и такими методами, когда тебе постоянно пудрят мозги.
Она увела разговор в сторону:
― Кстати, его настоящее имя не Десмонд, а Хейст или что-то вроде того. Я мельком видела его водительское удостоверение.
― Когда?
― Вчера вечером в машине.
― В «бьюике»?
― Ага. Лично я думаю, он его украл. Но я тут совершенно ни при чем. Он приехал на нем забирать меня с квартиры. И вешал мне на уши лапшу, будто он его нашел, представляете? Еще сказал, что «бьюик» стоит пять тысяч, а может, больше. Я ему сказала, что это что-то многовато для подержанной машины, а он только рассмеялся.
― Это был зелено-салатный двухдверный «бьюик-седан» сорок восьмого года?
― В годах я не понимаю. Это был «бьюик» с двумя дверцами, именно такого цвета. Он его украл, правда?
― Думаю, он действительно его нашел. Он не говорил, где?
― Нет. Но, видно, в городе. В ужин у него не было машины, а в десять часов он прикатил за мной на «бьюике». Где парень может найти машину?
― Хороший вопрос. Одевайтесь, Флори. Я отвернусь.
― Вы меня не арестуете? Я никаких беззаконий не делала... не совершала.
― Я хочу, чтобы вы попробовали опознать человека, и все.
― Какого?
― Еще один хороший вопрос.
Я подошел к окну и попытался его открыть. Жаркий вонючий воздух, закупоренный в четырех стенах, спирал мне дыхание. Рама поднялась на четыре дюйма и навеки заклинилась. Окно выходило на север, в сторону муниципалитета и отеля «Миссионер». По оцепеневшим под солнцем улицам тащились редкие пешеходы, ползли, тяжело пыхтя, редкие машины. За спиной я слышал дзиньканье дерущей волосы расчески, тихие чертыхания Флори, шуршание и щелчок эластичного пояса, легкий шорох шелковых чулок, стук каблуков по полу и шум льющейся в раковину воды.
Прямо под окном пыльный голубой автобус загружал пассажиров: беременную мексиканку со стайкой полуголых коричневых детишек, мужчину в рабочем комбинезоне, который мог быть их папашей, старика с палочкой, отбрасывавшего на тротуар трехногую тень, и двух молодых солдат, казалось заранее утомленных любыми путешествиями, по любой долине и под любым небом. Очередь медленно двигалась вперед, как пестрая змея, опьяневшая от солнца.
― Я готова, ― сказала Флори.
На ней была батистовая блузка и ярко-красный жакет. Зачесанные назад волосы открывали лицо, казавшееся более строгим под бело-красным макияжем. Она смотрела на меня с тревогой, сжимая красный клеенчатый кошелек.
― Куда мы сейчас?
― В больницу.
― Он в больнице?
― Посмотрим.
Я снес в вестибюль ее чемодан. Оказалось, что Хейс заплатил за комнату вперед. Престарелый администратор телеграммой не поинтересовался. Игроки в бридж-контракт проводили нас на улицу понимающими взглядами.