В письме к брату от 16 февраля 1843 года Медокс пишет о своих заслугах перед отечеством, о своей миссии в Москве и таинственно намекает на то, что «…все это дело делалось с Бенкендорфом в кабинете один на один».

Освободил Медокса в 1856 году уже Александр II.

Одряхлевший авантюрист поехал к брату оканчивать свою нелепую жизнь под надзором полиции. Бежать Роман Михайлович уже никуда не собирался и 22 декабря 1859 года умер в родовом селе Притыкино Каширского уезда от двукратного апоплексического удара.

Царю-освободителю в истории не повезло.

Великий царь, по словам аккредитованного в 80-х годах в Петербурге французского дипломата М. де Вогюэ, был достоин лучшей участи. Достаточно вспомнить о его реформах — Петр Великий не совершил большего. Вот что писал об Александре II французский дипломат Морис Палеолог: «…Вспомните о его трудностях, которые ему надо было преодолеть, чтобы уничтожить рабство и создать новые основы сельского хозяйства… Подумайте, что 30 миллионов человек обязаны ему своим освобождением… А его административные реформы! Ведь он попытался уничтожить чиновничий произвол и социальную несправедливость. В устройстве суда он создал равенство перед законом, установил независимость судей, уничтожил телесные наказания, ввел суд присяжных… в иностранной политике созданное им не менее значительно. Он осуществил замыслы Екатерины II о Черном море, он уничтожил унизительные статьи Парижского трактата; он довел московские знамена до берегов Мраморного моря и стен Константинополя; он освободил болгар, он установил русское преобладание в Центральной Азии… в самое утро своего последнего дня он работал над преобразованием, которое должно было превзойти все остальные и которое неминуемо вывело бы Россию на путь мирного западноевропейского развития. И в этот день революционеры его убили!.. Да, быть освободителем небезопасно!»

Одним из самых ярких воспоминаний детства императора Александра II, вошедшего в российскую историю под славным именем Царя-освободителя, был, несомненно, день 14 декабря 1825 года, когда он, восьмилетний мальчик, вместе с матерью и бабкой ждал в одной из комнат Зимнего дворца, чем кончится бунт декабристов на Сенатской площади, от исхода которого зависели судьба его августейших родителей и его собственное будущее. Вот как описывает эту драматическую сцену со слов своего отца, находившегося в этой же комнате, фрейлина Мария Муханова: «…Время длилось, было уже поздно. Государю Наследнику захотелось кушать, и он начал жаловаться на голод. Батюшка принес ему с кухни котлетку, усадил за стол, снял с него гусарский ментик и хотел взять с него саблю, чтобы ему покойнее было сидеть, но он ударил по эфесу и сказал: „Этого я никому не отдам“».

Стоя на окне, он первым увидел подъезжавшего к дворцу отца, который, разгоряченный от пережитых волнений, вбежал по тогда еще деревянной лестнице дворца, ведшей из-под главных ворот к покоям вдовствующей императрицы Марии Федоровны, и увидел там изнемогавших от волнения и страха мать, жену и сына. Утерев Сашеньке слезы, отец вынес его к лейб-гвардии Саперному батальону, стоявшему бивуаком во дворе дворца. Солдаты встретили их восторженными криками радости, и отец на короткое время передал маленького Сашу в руки этих громко кричавших усачей-гвардейцев, от которых пахло винным перегаром и потом.

Дурные предзнаменования начались в первые же дни его царствования. Во время присяги новому императору с колокольни Ивана Великого в Московском Кремле сорвался огромный колокол «Реут» и задавил десять человек. Вскоре колокол водрузили на прежнее место, но во время коронации Александра II он сорвался вновь, погубив семнадцать человек. И тогда митрополит Московский Филарет предсказал: «Царствие будет хорошо, а конец неблагополучен».

Детский импульс опоры на эфес сабли, как средство личной защиты, стал доминирующим фактором всей последующей жизни императора Александра II до самого трагического ее конца. Суровые реалии жизни поставили перед Александром II вопрос о том, каким путем ему как самодержцу вести Богом данную империю. И он избрал путь отказа от принципа «закручивания гаек», применявшегося августейшим родителем, встав на стезю постепенного осуществления кардинальных реформ, призванных вернуть Россию на магистральные пути мировой цивилизации.

Основная реформаторская деятельность царя пришлась на период до 1865 года. Причину этой политической метаморфозы советская историография традиционно видела в ущербности и ограниченности Александра II, который как личность якобы был значительно ниже своих дел и не смог оправдать возлагавшихся на него революционно-демократической общественностью надежд на введение в России конституционной формы правления, а потому-де встал на путь жестоких репрессий в отношении тех людей, которые питали такие розовые надежды и так восторженно приветствовали Царя-освободителя.

Но так ли это на самом деле и может ли нести ответственность за все, что случилось в ту пору в России, только один Александр II? Что же произошло в роковом 1866 году, прервавшем поступательный процесс реформирования всех главных сторон российской жизни, проводившийся Александром II? А вот что: в этот год, 4 апреля, было совершено первое покушение на жизнь императора, предпринятое 26-летним Д. В. Каракозовым.

Известный советский историк Е. В. Тарле писал: «Никогда не поймет наших законов… тот будущий историк, который, положив на своем письменном столе текст изучаемого закона по левую руку, не положит по правую руку донесения департамента полиции за те месяцы, которые соответствуют времени зарождения и изготовления данного закона». Воспользуемся же этим дельным советом маститого историка в качестве методологии изучения царствования Александра II, где особенно легко проследить взаимосвязь указанных в сводках полицейских органов наносимых революционерами ударов по самодержавию и ответных защитных мер царского правительства.

Итак, чем же император ответил на первую, но далеко не последнюю попытку покушения на его жизнь, предпринятую Каракозовым? Первый вывод, который напрашивался сам собой из дела Каракозова, заключался в том, что Третье отделение не смогло получить упреждающую информацию о планах цареубийства, обсуждавшихся в кружке ишутинцев[50], и конкретных приготовлениях Каракозова к террористическому акту. Второй вывод также был на поверхности: петербургская полиция не смогла обеспечить личную безопасность императора во время его выезда из царской резиденции на прогулку в Летний сад. В докладной записке, представленной Александру II председателем Следственной комиссии графом М. Н. Муравьевым, по этому поводу говорилось: «Исследование преступления 4 апреля обнаружило с самого начала полное расстройство столичных полиций; они были лишь пассивными зрителями развития у нас тех вредных элементов и стремлений, о которых говорилось выше…»

В записке предлагалось провести преобразование полиции с главной целью «…образовать политические полиции там, где они не существуют, и сосредоточить существующую полицию в Третьем отделении Вашего Императорского Величества канцелярии, для единства их действий и для того, чтобы можно было точно и однообразно для целой Империи определить, какие стремления признаются правительством вредными и какие способы надлежит принимать для противодействия им».