Отстранившись от его губ, она прошептала ему на ухо:

– Мне не нужны слова.

Перед ее внутренним взором возникла картина: то мгновение, когда она во время своего ритуала отшвырнула корсет, и ненавистный предмет туалета взлетел высоко в воздух, прежде чем навсегда исчезнуть.

Насколько ее это освободило? Может ли женщина желать свободы больше, чем она получает, чувствуя, как мужчина ласкает ее грудь, прижимая ее к постели и шепча ей на ухо нежные слова восхищения? Все это делал майор, и даже больше этого. Обхватив ее грудь губами, он стал ее сосать, а она при это извивалась от наслаждения. Он гладил ее бедра, заставляя ее испытывать такие чувства, о которых она и не подозревала.

А потом не осталось ничего, кроме чудесного ощущения его голых бедер, скользящих вверх по внутренней стороне ее ног. Она выгнулась под ним, изнывая от вожделения, жаждая чего-то такого, чему не знала названия, а он целовал ее лицо, шею грудь.

– София… – простонал он. – Моя София…

Затем его руки скользнули вниз, потянули за талию, сжали ее бедра. Ее ноги были раскинуты в стороны, и он расположился между ними. Взглянув в глаза Энтони, она увидела в них такие чувства, что у нее пропал дар речи. Но не у него. У него было еще одно слово для нее. Слово, эхом облетевшее комнату.

– Моя.

А потом он вошел в нее.

Она ощутила, как все тело ее одеревенело. В голове вспыхнула всего одна мысль. Ее невозможно было выразить словами лишь мимолетная вспышка панического страха, рожденного болью. Которую тут же затмила восхитительная лавина других ощущений, невиданных чувств. Она ощутила, как он скользит внутри нее, наполняя ее, делая ее больше, смелее, сильнее с каждым могучим движением. Вскоре она уже устремлялась навстречу его толчкам, и ее отрывистые вскрики были лишь отдаленным эхом бушующего внутри нее желания.

Что-то происходило. Что-то нарастало. Что-то такое, чего она жаждала прямо сейчас, а оно тем не менее все еще было недосягаемо. Каждым своим толчком он продолжал впиваться в нее, пронзать ее, как молния, как прекрасное обжигающее пламя. И он приближал ее к тому, чего она так желала.

Вот, уже близко.

Уже скоро.

Сейчас.

Наслаждение!

Энтони проснулся быстро. Это была старая армейская привычка, от которой он так и не смог избавиться. Каждое утро приходил в сознание мгновенно, все его органы чувств тут же включались в работу, ум сразу же начинал приводить в порядок получаемые ощущения.

Сейчас он лежал на соломенном тюфяке в сырой, провонявшей плесенью тюремной камере. Спина была изранена, нога болела, но он был полон необычайного удовлетворения, согревающего его изнутри и снаружи. Заслуга в этом, несомненно, принадлежала ощущению, пересиливающему все прочие чувства: ощущению доверчиво прижимающейся к его боку Софии.

Открыв глаза, он осторожно, чтобы не побеспокоить ее, перевернулся. Он ничего не видел, света не было. Их свечи давным-давно погасли, но своим внутренним взором он по-прежнему видел все так же ясно, как будто комната была залита солнцем. Ее кожа подобна белому фарфору, только, в отличие от него, она теплая. Ее лицо успокоено сном, золотистые волосы нимбом раскинулись вокруг головы. С ее губ уже сошла припухлость от поцелуев, но их темно-розовая спелость всегда будет искушать его отбросить разум, честь, все что угодно, пока она принадлежит ему.

Вчера вечером он собирался не поддаваться ей. Его целью было соблазнять ее, но не до конца. Но теперь, когда дело сделано, он ни о чем не жалел. Да и правда, как он мог сожалеть о чем-то настолько прекрасном, что буквально его потрясло?

Она в его руках была подобна живому пламени. Он всегда знал, что, когда ему наконец удастся ослабить ее железное самообладание, он будет удивлен ее страстностью. Но этой ночью он был больше чем удивлен. Оглушен – такое слово будет точнее. Изумлен. Восхищен.

Она была невероятна.

Он любит ее.

Энтони склонился, собираясь коснуться ее лба легким поцелуем, когда вдруг до него дошла вся полнота последней его мысли.

Он любит ее.

Он обмер.

Он любит ее?

Его рука задрожала, и он вдруг повалился назад на тюфяк. Ну конечно. Как же он этого не понимал раньше? Он говорил себе, что хочет жениться на ней из-за ее благородной родословной, аристократических манер, а также из-за чертового пари. Из-за того, что она стала бы прекрасным приобретением для его дипломатической карьеры. Из чувства благодарности за то, что она приходила к нему во время его выздоровления. Из-за того, что он давно подозревал за ее сдержанной внешностью кипучую страстность, что сулило их супружеской жизни наслаждения на брачном ложе. Потому что он считал ее прекрасной и удивительной, и…

Любовь?

Об этом он даже не задумывался.

Он лежал рядом с женщиной, на которой он женится, и вдруг осознал, что обожает ее.

Эта мысль была настолько поразительной, буквально сногсшибательной, что ему трудно было в нее поверить.

Энтони сильнее прижал к себе Софию. Ему хотелось рассказать ей об этом, не терпелось поскорее поделиться с ней этой новостью. Но нужные слова не приходили. Эта мысль была для него слишком новой, чувство – слишком могучим, чтобы его выразить. Он найдет возможность рассказать ей о нем. Это будет особая, романтическая минута, и он откроется перед ней. А пока ему достаточно просто держать ее в своих объятия ощущать ее роскошное тело, прижавшееся к нему.

Он любит ее. Улыбаясь сам себе, Энтони заснул.

София просыпалась долго, тело ее было преисполнено неги, мысли затуманены пьянящей удовлетворенностью, которая, казалось, сочилась изо всех ее пор.

Она была счастлива.

Это чувство было таким странным, что она заставила себя пробудиться до конца и прислушаться к нему. Когда ее сознание прояснилось достаточно, чтобы вернулась способность рассуждать, ее мысли тут же затопили чувства: и те, что приходили из памяти, и те, что она испытывала сейчас.

Она лежала обнаженная. И хотя она испытывала мелкие неудобства, по большому счету ей было уютно и тепло в объятиях мужчины. В объятиях Энтони. В комнате было совершенно темно, но вечером горели свечи, когда они вдвоем…

От этого воспоминания все ее тело бросило в жар, ее вчерашнее поведение одновременно и возбуждало, и ужасало ее.

Они занимались любовью с упоительным распутством.

Она отдалась ему. Она обменяла свою мечту о свободе всего на одну ночь счастья в его объятиях. Но какого счастья! Она и представить себе не могла, что любовь может быть столь потрясающей, таить в себе столько всего чудесного и сладостного.

Однако наступило утро, и от содеянного прошлой ночью у нее перехватывало дыхание. Они занимались любовью. Она опозорена. Ей не остается ничего другого, кроме как выйти за него замуж. И в этом замужестве она лишится всего.