– Если бы ты была одной из множества юбок, меня бы совершенно не заботило, кто ты и чем занимаешься. Я бы уже давно забыл, как тебя зовут. Черт, да, моя гордость уязвлена, но в еще большей степени страдает моя репутация. – Он приблизился к ней. – Я должен знать, чем ты занимаешься, так как у меня есть подозрения, что ты втянула меня в какое-то преступное деяние. Я могу смириться с уязвленной гордостью, но свое честное имя не позволю запятнать. Ведь единственный грех, который я совершил, был вожделением к недостойной женщине. Признавайся сейчас, или, клянусь, по прошествии некоторого времени ты все равно будешь вынуждена это сделать.

Аманда не желала уступать.

– Я никуда не поеду.

– В соседнем квартале ждет экипаж. Ты пройдешь туда со мной по собственной воле, либо я пришлю его сюда и Майкл перенесет тебя в карету. Соседи не обратят внимания на твои крики. Тебя здесь никто не знает, и нас никто не остановит. Если же все-таки найдется какой-то дурак, Винсент даст ему несколько фунтов, и доброхот сразу же обо всем забудет.

– У меня есть план получше. Уходи и забудь, что ты когда-то встречал меня. Дай этим двум лакеям несколько фунтов, и они тоже обо всем забудут. Мы ведь были настолько осторожны, что никто больше не знает о нашей связи.

– Я знаю, и этого достаточно.

– Я никуда не поеду.

– Поедешь, черт тебя подери! – Он позвал Винсента. – Выбирай, каким способом. Я устал спорить с тобой, и сейчас уже далеко за полночь.

Майкл стоял у двери, Винсент был явно взволнован, как будто готовился по приказу герцога вытащить Аманду силой из ее каморки.

Она с мольбой взглянула на Лэнгфорда.

– Уходи и дай мне закончить это дело. Я обещаю: твое имя никак не будет связано с моим и с тем, чем я занимаюсь.

Но он не смягчился, а просто отдал приказ, жестокий и бескомпромиссный.

Полная отчаяния, она схватила свою сумку и воскликнула:

– Я никогда тебе этого не прощу.

Винсент взял сумку у нее из рук. Майкл поднял большой чемодан. Она потянулась к корзине с едой.

– Тебе это не понадобится. На хлебе и воде сидеть не будешь, – пообещал ей Лэнгфорд.

– Надеюсь, что нет. – Она поднялась с корзиной по ступенькам и сунула ее в руки герцогу. – Еще два пролета, дверь слева. Оставь ее на пороге. Там женщина родила два дня назад и будет рада такому подарку.

Он пошел вверх по лестнице. Она воспользовалась возможностью выйти из здания. Дождь прекратился, но воздух все еще был насыщен влагой. Винсент и Майкл следовали за ней по пятам.

– Где экипаж?

– Вон там, – ответил Винсент и указал налево. – Мы должны подождать его светлость.

– Его светлость нас догонит. А если нет, пусть отправляется пешком.

Майкл был потрясен ее словами, Винсенту ее идея очень понравилась. Он вышагивал впереди, Майкл замыкал процессию. Они вели ее до экипажа, как арестантку.

Аманда очень скоро обнаружила, что лондонский дом Лэнгфорда – самая роскошная тюрьма из всех возможных. Она часто задавалась вопросом, что бы сказала Кэтрин, если бы увидела такое.

Экономка провела ее в просторную комнату с зелеными шелковыми шторами. Другая служанка распаковала ее чемодан и сумку и развесила одежду в соседней гардеробной. Слуга принес ей поздний ужин – свежеприготовленную дичь в изысканном соусе. Аманда чуть не застонала от восторга, когда попробовала вина, которого он ей налил. Она уселась ужинать, а слуги тем временем готовили для нее ванну.

Всю дорогу она провела в попытках разжечь в себе еще большее негодование на тот случай, чтобы решительно отказать герцогу, вздумай он теперь склонять ее к интимным отношениям. Наперекор опасениям Аманды он даже не попытался ее коснуться.

– Накормите мою гостью и искупайте в ванне, чтобы смыть запахи ее последнего обиталища, – сказал он, передавая Аманду экономке. – Мы побеседуем утром, мисс Уэверли.

После этих слов герцог удалился с таким видом, будто она представляла собой неприятную часть багажа, который он вынужден был хранить.

Искушение ванны оказалось сильнее любых поцелуев. Она лежала в ней бесконечно долго и лишь вынужденно подчинилась требованию служанки, когда та сказала, что должна вымыть ей волосы. Завершив купание Аманды, та же женщина отвела ее в постель и задернула шторы. После этого пришли слуги и унесли ванну. Мягкие простыни поразили Аманду и она долго водила по ним ногами, чтобы насладиться их свежестью и чистотой.

Сон очень быстро сморил ее. Проснувшись утром, Аманда лежала и обдумывала свое положение. Если она расскажет герцогу правду, каковы шансы, что он отпустит ее? И если все-таки отпустит, удастся ли ей застать процесс передачи застежки? Если, конечно, она сможет возобновить слежку сегодня утром.

Более вероятно, что герцог незамедлительно передаст ее в руки властей. Если же всю правду открывать нельзя, то, возможно, он удовольствуется ее частью.

Аманда сбросила одеяло и отдернула шторы. Герцог сказал, что у них будет возможность побеседовать утром. Настало время выдержать его допрос. Если ей повезет, она закончит этот день в его импровизированной тюрьме, а не в Ньюгейте.

Она поспешно оделась и сошла вниз, где ей сообщили, что его светлость уже уехал.

Лакей провел его в маленькую столовую. Воздух, все еще сырой после ночного дождя, врывался в открытые окна. Солнце уже превратило дом в настоящую теплицу, как это часто бывает летом в Лондоне. Сюртук, легкое пальто и галстук довершали пытку в такую погоду.

– Что так рано, Лэнгфорд? – Брентворт отложил в сторону письмо, которое читал.

– Не просто рано, а слишком рано. Тем не менее, как мне хорошо известно, ты обычно встаешь вместе с солнцем, а я сегодня совсем не спал, поэтому и прибыл в столь неурочный час.

Он рухнул в кресло, приняв чашку кофе от слуги.

Брентворт внимательно посмотрел на друга, после чего сделал жест лакею, чтобы тот удалился. Он с первого взгляда понял, что им предстоит весьма интимная беседа.

– Мне нужны от тебя кое-какие сведения, если ты ими обладаешь, – начал Габриэль. – Просто ответь на несколько простых вопросов.

– Ну, если они, конечно, не подразумевают государственную измену.

Друзья рассмеялись, хотя это была совсем не шутка. Брентворту скорее всего были известны некоторые вещи, разглашение которых могло быть истолковано как измена.

– Но при этом я прошу тебя воздержаться от собственных вопросов в мой адрес, – добавил Лэнгфорд.

– А у меня они могут возникнуть?

– Возможно. Нет, они совершенно определенно возникнут.

– Это имеет отношение к пастушке?

– Черт подери! Ты уже задаешь вопросы. Если ты не можешь…