— Ничего, ничего, продолжайте, старший инспектор! — великодушно отозвался Хокинс, видимо очень довольный тем, что ему удалось поддеть Маркби. Кивком он указал на столовую, откуда слышались голоса гостей. — Не такой уж я и убежденный горожанин. Прекрасно понимаю, что все местные жители знали Константина и сплетничали о нем. Но все они как один уверяют, что он был славный малый, вы заметили? Наперебой поют ему хвалу!

— На похоронах так обычно и бывает.

— Подозрительно, — решительно возразил Хокинс. — Не могут они все так хорошо о нем думать! В конце концов, кто-то же его убил! И убийцей может оказаться любой из них, — угрюмо закончил он.

Маркби вздохнул:

— Вы уже побеседовали с Невилом Джеймсом? Он ведь тоже пришел и сейчас в соседней комнате.

— С ее молодым дружком? — Лицо Хокинса перекосилось от сдерживаемой ярости. — У него есть алиби — корги!

Когда Мередит проснулась на следующее утро после похорон Алекса, ярко светило солнце, а из дома словно ушла гнетущая атмосфера.

«Все потому, — сказала она себе, энергично расчесывая волосы щеткой, — что теперь можно подумать и об отъезде. Рейчел вряд ли рассчитывает, что я останусь у нее навсегда. Алекса похоронили, да и Хокинс наверняка уедет к концу недели. И он тоже не может жить здесь бесконечно. Даже если он ничего не найдет, у него и в Лондоне много дел». Значит, они с Аланом могут вернуться домой и на некоторое время забыть обо всем.

Почти с радостью она спустилась по лестнице и вбежала в столовую. К ее удивлению, Рейчел, которая обычно рано не поднималась, уже сидела за столом. Она тоже выглядела свежей и отдохнувшей.

— Доброе утро! — Мередит села на стул напротив хозяйки. — Похоже, ты хорошо выспалась.

— Да, выспалась! Впервые за тысячу лет. Точнее, с тех пор, как умер Алекс. — Рейчел аккуратно сняла ложкой верхушку яйца всмятку. — Все кончено… Какое облегчение!

— По-моему, похороны прошли очень достойно, — осторожно ответила Мередит. — Священник сказал об Алексе много хорошего. Алекс молодец, что пожертвовал деньги на ремонт церкви.

— Да, как все хорошо прошло, правда? Ну а насчет ремонта колокольни… Священник спросил меня, можно ли ему упомянуть об этом, и я ответила: не вижу препятствий — по крайней мере, сейчас. Хотя, когда Алекс давал деньги, он просил никому не рассказывать. Он не стремился к известности, выписывая чеки на благотворительные нужды. Он считал: не важно, если никто не узнает, кто дал деньги. «Бог все видит!» — вот как он всегда говорил. А теперь мне хочется, чтобы люди знали, каким щедрым был Алекс, особенно…

Она вдруг замолчала, и Мередит осторожно спросила:

— Особенно — что?

— Знаешь, когда кто-то умирает, вначале все поминают его добрым словом, а потом начинают сплетничать и чернить покойного. Я хочу, чтобы все знали: Алекс был хорошим человеком! — Ее зеленые глаза сверкнули и потемнели, сделавшись почти нефритовыми по оттенку. — Кстати, когда я говорила, что все кончено, я имела в виду не только похороны.

Миссис Паско принесла кофейник с горячим кофе. Она спросила: сварить ли яйцо и для Мередит, и если да, то так ли, как в прошлый раз, — вкрутую?

— Странно, — мечтательно заметила Рейчел, когда экономка ушла, — какие мелочи застревают в памяти! Помнишь, в школе на завтрак всегда давали переваренные яйца, твердые как камень, и только ты одна не выражала недовольства!

— В той школе завтраки были самыми вкусными из всего, чем нас кормили, — вспомнила Мередит. — На обед и на ужин вечно подавали одно и то же — рагу и непропеченный пудинг!

— Особенно противным был летний пудинг: вместо бисквита с ягодами — мокрый хлеб и пюре, от которого тошнило!

Рейчел передернула плечами.

— Хлебный пудинг был еще хуже. Кстати, интересно… Все тамошние пудинги готовились на основе хлеба. Они не выбрасывали ни крошки, все шло в дело!

Обе рассмеялись, и Рейчел тут же с виноватым видом приложила руку ко рту:

— Вот, мы уже хихикаем, а бедный Алекс лежит в земле, один! Как несправедливо устроена жизнь! Он должен был быть здесь, с нами!

— Ох, извини, Рей! — покаянно произнесла Мередит.

— Не надо, не извиняйся! Все, как я и сказала. Все кончено. Помнишь, я говорила: как только Алекса предадут земле, я смогу отрешиться от горя и начать жизнь заново. Надеюсь, ты не упрекнешь меня в черствости. Он навсегда останется в моем сердце, и я всегда буду скорбеть по нему. Но ведь время не повернешь вспять. Он ушел, и ничего уже не изменишь. У меня остались счастливые воспоминания; они меня утешают. И теперь остается только одно: начать жизнь заново, с чистого листа.

— Какая ты мужественная, Рей! — выпалила растроганная Мередит.

Рейчел положила локти на стол, а подбородок — на ладони. Задумавшись, она закусила полную губу.

— Мужественная… не знаю. Главное — я человек практичный. Вот почему завтра я еду в Лондон выставлять дом на продажу.

— Что?! Ты собираешься продавать «Малефи»?

От удивления Мередит даже пролила кофе на блюдце.

— Да, а что? Тс-с-с! — прошипела Рейчел, услышав шаги миссис Паско. — Летти Паско еще не в курсе. Обязательно скажу ей сразу после завтрака.

— Вот, пожалуйста, мисс Митчелл. — Мисс Паско поставила яйцо на стол. На верхушку она надела крошечный вязаный колпачок с помпончиком. — Крутое, как вы любите!

Она вышла. Мередит сняла с яйца декоративный колпачок и постучала ложкой по скорлупе. Ложка пружинила.

— Конечно, такая огромная усадьба требует большого штата прислуги, — негромко продолжала Рейчел. — И быстро ее не продать… Я подумываю поместить объявление о продаже в один из крупных журналов, посвященных загородной жизни, например «Кантри лайф». Так я скорее найду покупателей.

— Меня не спрашивай. Боюсь, я тут ничем помочь не могу. Мне еще ни разу в жизни не приходилось продавать большую усадьбу, — сухо сказала Мередит. — Но наверное, тебе нужна оценка экспертов!

— Оценкой займутся агенты по недвижимости. Дом и парк в хорошем состоянии. Парк ухожен, в доме сделан ремонт, поставлено современное оборудование. Прямо не представляю, почему вдруг на тебя, Мередит, свалился ананас! Здесь такого прежде никогда, никогда не случалось!

— Не повезло, — довольно резко ответила Мередит.

Послушать Рейчел, и выходит, будто чуть ли не она сама виновата в происшествии. Доктор Стонтон не советовал усугублять горе вдовы, поэтому Рейчел пока не рассказали о вбитых в стену гвоздях. И сейчас не было смысла раскрывать ей глаза, хотя слушать ее было обидно. Мередит вспомнила, что Рейчел всегда была такой. Она никогда не признавала себя виновной в дурном поступке или школьной шалости — даже если бывала заводилой. Она всегда прямо смотрела в глаза и всячески отрицала свою причастность к произошедшему.