Франсуаза попыталась опередить его возражения.

— Потрясающая квартира! Причем квартплата не намного выше нашей. Я ходила туда сегодня утром. Хозяева — симпатичная молодая пара. Он — художник, пишет картины. И, ты не поверишь, он просто спит и видит, как бы перебраться на Левый берег[21]! Видел бы ты, как они отреагировали, узнав, что мы живем на рю дю Бак!

— Погоди радоваться. Еще неизвестно, что они скажут, когда посмотрят нашу квартиру.

— Они ее уже видели.

— Когда же?

— В три, сразу после того, как ты ушел, и, надо сказать, пришли в полный восторг. Послушать их, так мы можем переезжать хоть завтра!

Франсуаза и Александр пошли дальше. Александр засунул руки в карманы и низко опустил голову, глядя себе под ноги.

— Да, ты у меня просто ураган, — задумчиво проговорил он. — Еще утром все было тихо, и вот, пожалуйста…

— В таких случаях надо действовать быстро. Если мы будем долго раздумывать, квартиру уведут у нас из-под носа.

— Так ты думаешь, что это подходящий вариант?..

— Естественно! Ты только представь, Александр, у тебя будет рабочий кабинет, у Николя — своя комната. Спальня, большая кухня, отдельная ванная комната! Другая жизнь!

Александр улыбнулся, его умиляла приверженность Франсуазы буржуазным ценностям. Удивительно, как важны для нее бытовые удобства. Он всегда подозревал, что каждая женщина в душе тайно наслаждается, заправляя постели, разбирая шкафы, пересчитывая белье… Но если быть честным, то и он не без греха. Считая себя человеком, презирающим предрассудки, он все же предпочитает шестой или седьмой округ шестнадцатому. Разве это не предрассудок? Считать, что один район Парижа лучше другого, означает признавать превосходство материального мира над духовным. Мужчина с головой должен уметь создавать свой мир в любом месте. Меняешь ты адрес или рубашку, какая разница?

— Так куда ты меня все-таки ведешь? — спросил он.

— На рю Сен-Дидье. Супруги Пассеро ждут нас.

Александр рассмеялся.

— Ну и конспирация!

Франсуаза повисла у него на руке.

— Знаешь, если тебе не понравится, будет достаточно одного твоего слова…

Они перешли через мост Карусель, миновали сады Лувра и сели в метро на станции «Пале-Рояль».

— Вот видишь, всего одна пересадка — на «Площади Звезды», — не унималась Франсуаза. — Ты будешь тратить на дорогу минут двадцать, не больше…

Свернув за угол, Александр сразу же ощутил холодную атмосферу респектабельности, которая царила на рю Сен-Дидье. То тут, то там между домами, нависающими над тротуаром, словно крутые скалы, стояли припаркованные автомобили. Франсуаза остановилась перед шестиэтажным зданием с хмурым фасадом и темными окнами. По его виду можно было сказать, что оно построено в начале XX века.

— Вот мы и пришли, — сказала она, устремляясь к дверям.

В подъезде горела лампочка, заключенная в матовый стеклянный абажур в виде лотоса.

— Здесь есть лифт! — гордо объявила Франсуаза.

Однако на ручке кабины болталась табличка с надписью: «Временно отключен».

— Хорошенькое начало, — пробормотал Александр.

— Для нас это неважно, — отозвалась Франсуаза. — Нам — на второй этаж.

— Тогда почему ты так радуешься наличию лифта?

Франсуаза не ответила.

— Смешная ты, — качая головой, заключил он.

Они начали подниматься по лестнице, на ступенях которой лежала дешевая ковровая дорожка в цветных узорах. Примерно каждая третья из удерживающих дорожку металлических реек была сломана. На площадку выходили три коричневые деревянные двери. Франсуаза позвонила в левую. Ей открыла молодая женщина лет тридцати. Маленького роста, с выпученными глазами, бесцветная и угловатая, она приветливо улыбалась. При этом ее улыбка казалась шире, чем само лицо.

— Мадам Пассеро, разрешите представить вам моего мужа, — обратилась к ней Франсуаза.

Тут же в коридоре появился и господин Пассеро собственной персоной. Это был мужчина богатырского сложения с косматой шевелюрой. Его гордо выпяченная грудь была обтянута толстым свитером с желтыми и зелеными полосками на рукавах. Посасывая потухшую трубку, господин Пассеро сделал гостеприимный жест и сказал:

— Проходите, прошу вас.

Очень узкий коридор вел в мрачную столовую, на окнах которой висели бордовые шторы. Мебель была современной, но выглядела обшарпанной и тусклой. Потолок с четырех сторон украшал гипсовый лепной бордюр. Около окна гордо возвышался черный бойлер, его труба пересекала всю комнату и уходила в противоположную стену.

— Как видите, мы отапливаемся сами, — сказала госпожа Пассеро. — Это большое преимущество, так как можно по собственному желанию регулировать температуру в помещении, и потом, это очень выгодно. Ящик с углем стоит прямо за стеной, в коридоре. Фред, ты зимой сколько раз загружаешь топку? Три?

— Нет, два, — зевая, отозвался Фред.

— Вот, видите.

Осмотревшись вокруг, Александр обратил внимание на висевшие по стенам странные картины без рам. Они были расположены как-то очень близко одна к другой и представляли собой пятна ядовитых цветов, которые налезали друг на друга. В некоторых местах к холсту густым слоем краски были приклеены разные предметы: рыбий хребет, монета, колпачок от шариковой ручки. Все работы были подписаны: «Фред». Заинтригованный этим художественным хаосом, Александр совсем забыл о квартире. Он переходил от одного полотна к другому, рассматривая их вблизи и издалека, и поражался тому, как нормальный с виду человек может быть одержим манией замазывания краской белого пространства. Это уже даже не абстракция, а вытирание кистей о холст. Франсуаза подергала мужа за рукав.

— Ты идешь?

— Да-да, — рассеянно пробормотал Александр.

— Правда, чудесная столовая?

— Чудесная, только слегка темноватая.

Франсуаза пожала плечами и строго заметила:

— А какой ты хочешь, чтобы она была, на втором-то этаже?

Спальня располагалась в самом конце длинного коридора. Это было зловещее помещение с пожелтевшими тюлевыми занавесками, крашеной деревянной кроватью в стиле Людовика XV и лиловыми обоями в матовую и блестящую полоску, на которых висели другие потрясающие душу картины Фреда.

— Вы пришли не в очень подходящий момент, — сказала госпожа Пассеро. — В первой половине дня, до двух часов, наша квартира просто залита солнцем. — Проходя мимо кресла, она поправила на нем подушку и открыла дверцу стенного шкафа.

— Вешалки, вешалки, вешалки, — несколько раз повторила она и добавила: — А у вас на рю дю Бак есть стенной шкаф? Что-то я не припоминаю…