нашел его, но за эти несколько дней так ничего и не узнал о нем.

Утром Веня достал старую веревку из-под крыши избушки, взял топор вместо альпенштока и пошел. Он решил спуститься по следам козерогов.

В Ущелье было мрачно, очень сыро и холодно. Серое озерцо леденело. Сверху летели камни, гулко падали в воду или цокали по валунам. Время от времени целый кусок осыпи начинал шелестеть, шевелиться и, обнажая лед и набирая скорость, сходил вниз на скальники.

Было одновременно громко и тревожно тихо. Здесь и правда мог жить какой-нибудь хвостатый Змей и таскать сюда своих жертв. Ветки упавших деревьев, как кости, торчали из снега и льда. Узкая длинная щель над головой была всего двадцать-тридцать метров шириной, ни растительности, ни травы, солнце сюда совсем ничтожно попадало, и по всем углам, куда не доставал мутный ручей, вытекающий из озера сквозь камни, лежал грязный снег и серый многометровый лед, слоями засыпанный камнями. Ручьи сочились прямо из горы, шумно каплями падали со скал, стекали по грязному льду.

Над осыпью болталась его веревка, и Веня понимал, что это почти единственное место, где можно было спуститься. Он уже жалел, что спрыгнул сюда, сердце сжималось от плохих предчувствий. Еще раз внимательно осмотрелся: спускаться вниз по речке очень опасно — скорее всего, смоет и унесет в скальное русло. Там бушевала вода, даже смотреть было страшно.

С другой стороны в Ущелье стекала наледь. Она вела почти до самого верха, где-то была пошире и присыпана грязным снегом, где-то выглядела как замерзший водопад.

Веня не верил, что у него что-то получится, поднялся по снегу до скользкой ледяной горы, по которой бежали ручьи, и задрал голову — ледник навечно смерзся с черными, почти вертикальными скалами. Местами не понять было, где камни, где грязный лед. Веня начал рубить ступень. Руки не слушались, они тоже не верили, что здесь можно забраться.

Лед был прочный, со множеством вмерзших камней. Топор вскоре затупился, а ступени нужны были глубокие, это он понял, едва не упав уже с третьей ступеньки. Теперь он вырубал глубоко, хорошо опирался, отдыхал, рубил следующую, совал топор за ремень и лез. Чем выше он поднимался, тем становился осторожнее — если бы сорвался, зацепиться было не за что. По серо-желтому гладкому леднику мимо Вени, по его ногам и окоченевшим рукам бежали ручейки. Он быстро вымок, но не думал об этом. Вообразил себе, что он геолог из тех далеких романтических времен и Палыч с товарищами ждет его в избушке. И еще думал о романтике, что вот так она выглядит вблизи.

Часа через полтора колени и руки совсем замерзли, он не мог держать топор и пополз вниз. Это было куда сложнее и страшнее, чем подниматься. Веня, трясясь от холода, отжал рукава куртки, рубашку и свитер, нащипал лучинок из недавно упавшей небольшой кедрушки и прямо среди камней разжег костер. Дым не поднимался вверх, а заполнял ущелье. Веня грелся у огня. Он вырубил двадцать семь ступеней, а надо было еще столько же или больше. Потом ледник становился положе и уходил за скалу. Дальше было не видно.

Метра на три выше ступеней возле скалы был опасный натек льда, его надо будет обходить влево, соображал Веня, задирая голову. Там очень кстати изо льда торчит камень, на нем можно отдохнуть. Камень — это минус одна ступень.

И он снова полез.

Это был не камень. Изо льда торчал сапог. Целый. Даже сточенная подковка и гвоздики были видны. Он не решился на него встать, вырубил рядом большую ступеньку и обстучал сапог обухом топора. От ударов натек у скалы сорвался большим куском, едва не утянув за собой. Веня еще обстучал, очистил мелкое ледяное крошево и стал пробовать пройти вдоль скалы. Под руками было что-то непонятное… мох или… изо льда торчала меховая шапка! Венька опасливо потрогал, потянул и увидел светлые волосы! Это был человек! В тулупе и шапке! Прижавшийся к скале…

Веня спустился на несколько ступеней. Человек как будто нависал над ним, если бы он сорвался, снес бы и его. Веня глянул вниз — лететь было высоко. Он стоял на скользкой ледяной ступени, вцепившись лезвием топора в другую, и соображал. Можно было лезть вдоль скалы прямо по человеку, стоять на нем, вырубая ступени… или сбросить его вниз. Иначе не пройти. Крепясь, поднялся к покойнику, понюхал — ничем не пахло, только сыростью. Снова спустился, расширил площадку под ноги и начал аккуратно, стараясь не задевать замерзшего, отбивать острием. За этой опасной работой он немного привык к «тулупу», как будто делал для него неплохое дело, и уже не очень боялся. Сорваться было опасней.

Небольшой мужик, может, и мальчик, сидел у скалы, скорчившись лицом в колени, как в утробе матери. К Веньке он был верхом собачьей ушанки — лица видно не было, только светлые волосы выбивались сбоку из-под шапки.

Когда Веня сбросил ледяную глыбу, едва сам не улетел, уже хорошо вечерело. Веня рассмотрел человека сверху и не стал спускаться, он очень устал. Дрожа и коченея, стал рубить дальше. Сколько еще впереди, Веня не видел. Небо темнело на глазах, в голову лезли страшноватые мысли: почему мужик остался именно в той нише и есть ли здесь выход вообще?

Уклон становился положе, рубить стало опаснее, руки от холода, усталости, а больше от страха плохо держали топор. Веня не мог смотреть вниз, в голове назойливо стучало, что там сейчас будут лежать двое.

Он совсем выбился из сил. Стоял на коленях на скользкой ступени, держался топором за только что вырубленное углубление выше, больше схватиться было не за что, вокруг рыхлый лед. Правее и выше начиналась скала, до нее было всего метра полтора, но вниз — сто метров полета. Рубить ступень в ту сторону было нельзя, он бы точно сорвался… Веня еле держался, сердце колотилось плохо, он терял силы… Все решения были плохие, но и спуститься вниз он уже не мог.

Веня зарубился топором, переполз на последнюю ступень и, умоляя кого-то, стал подниматься во весь рост. Уже не думая, шагнул по льду и вцепился топором и руками в острый гребень скалы. Как он не поскользнулся, как удержался за скалу, он не понимал. Отдышавшись, осторожно пополз на коленях между двумя наледями по крошащемуся каменному хребтику. Вскоре стало еще положе, наледь кончилась, Веня осторожно пошел по мокрому и глубокому снегу и, забравшись на невысокие отвесные скалы, увидел