— Туда! — помчалась вверх по улице Пикк Таня. Макс Макс рванул следом, но хлопающие по пяткам шлепки заставили сбавить скорость. Так можно было и обуви лишиться.

Дома, дома, мощенная булыжником мостовая. Не сказать, чтобы было очень близко.

Когда Макс Макс с трудом дошлепал до церкви, Таня уже стояла около ажурной решетки, тщетно вглядываясь в темноту ниши.

— Нету, — прошептала она, впервые понимая, что произошло нечто страшное.

— Не здесь, что ли? — Макс Макс зевнул.

Ниша была черна ночной беспроглядной темью, даже скелет не виднелся.

— Да с чего мы вообще взяли, что она сюда поперлась? Делать ей больше нечего, как по ночам вокруг церкви бродить? Она что, ведьма?

— Она вчера тут была, — прошептала Таня.

От железа решетки шел холод, неожиданный для теплой июньской ночи.

— А теперь мы здесь! И что-то никаких змей нет.

Макс Макс злился. Он не верил в сказки. Одно дело разыгрывать народ самому, и совсем другое — стать участником чужой игры. Неприятно. Поймает Хазатова, убьет!

Танин взгляд не отрывался от темной ниши. Еще днем она успела рассмотреть змею, обвившую шею скелета. Впалые ребра, сложенные на животе руки.

Ей показалось, что из ниши на нее сейчас выступит полчище гадов. Кудряшова шарахнулась, чуть не сбив Макс Макса с ног.

— Пойдем отсюда, — прошептала она, онемевшими пальцами цепляясь за острый локоть одноклассника. — Мне страшно.

— Вот только не надо мне тут истерик, — стряхнул безвольную руку Макс Макс. — Не маленькая, сама дойдешь.

И он демонстративно пошел вокруг церкви, поглядывая на ее освещенный шпиль. Таня попятилась. Она бы всю дорогу шла задом наперед, только бы не поворачиваться спиной к этому страшному месту, только бы изгнать из затылка это дурацкое ощущение, как будто на тебя смотрит холодный отрешенный взгляд: «Вы слышите меня, бандерлоги?» — «Слышим, Каа!» [8]

И вроде вокруг были люди, раздавался смех, шаркали ноги по брусчатке. Но именно среди людей Кудряшова чувствовала себя особенно плохо. Окружающим дела не было до ее страха. Поселившаяся внутри неуверенность в себе поставила забор между ней и всеми остальными, между тревожным «сейчас» и таким счастливым «вчера».

Как только за решеткой никого не осталось, из темной ниши выбралась Полина. Около ее ног вилась большая серая пятнистая змея. Она покачивала головкой на уровне колена спутницы, время от времени поглядывая наверх. Полина улыбалась. Пускай ищут. Она к ним не вернется. Она докажет, что она лучшая.

Ромка нашел Сарымая под лестницей. Он сидел на корточках перед небольшим углублением в стене и, склонив голову на плечо, задумчиво смотрел туда.

— Чего у тебя? — присел рядом Разоренов.

— Алмыс, — прошептал Сарымай, втягивая голову в плечи.

— Бредишь?

— На Алтае духи такие есть, алмысы. Души гор. Людям вредят, когда те неправедным делом заниматься начинают.

— И что, твои духи сюда прибежали?

— Здесь свои духи. Мы им не нравимся.

— А чего ты в стенку-то уставился?

— Туда кто-то вошел.

— Бредишь, — уже не спросил, а констатировал факт Ромка. Ниша перед Сарымаем была пуста.

— Вот и хозяйка здесь стояла, когда мы возвращались. И кота нет. Однако.

— Кот мышей ловит, хозяйка спит. Шел человек по делам, а тут мы вперлись. Ты бредишь, Саранча. Зернова где?

— Не видел. Алмыса видел.

— Тьфу на тебя. — Ромка встал.

— Что у вас? — спустилась Зоя Игоревна.

— Ничего. — Ромка побрел на улицу.

— Задобрить его надо, — в спину однокласснику бросил Ожич. — Однако.

— Ну, спляши ему ритуальный танец и поцелуй в зад, — только чтобы отвязаться, крикнул Разоренов, закрывая за собой входную дверь.

Крошечный дворик был подсвечен на уровне верхних этажей, внизу стоял неприятный полумрак. Ничего в этой истории необычного не было. Кто не разыгрывал приятелей в поездках? Сейчас Макс Макс вернется и все объяснит, наверняка попросит помочь. Долго он один этот спектакль не протянет, без подручных быстро расколется.

Разоренов почти убедил себя, что ничего особенного в темных углах и странных шорохах нет. Но когда в арке мелькнула фигура и кто-то, спотыкаясь, вошел во двор, невольно вздрогнул и взялся за холодную ручку двери.

— Ну что? — спросил он появившуюся из темноты Кудряшову.

Таня пожала плечами, с силой вдавливая кулаки в маленькие кармашки спортивной курточки.

— Нет никого, — странно дернула головой Кудряшова. Вид у нее был такой, будто ее кто-то очень сильно напугал.

— Макс Макс где?

— Сейчас придет.

Про Максимихина спросила и учительница. Сначала Зоя Игоревна пытала Таню, все хотела узнать, что она видела. Потом те же вопросы она задала вернувшемуся Альберту. Хазатов глупо улыбался. Сказал, что ему и правда показалось, что горит.

— Это все Максимихин, — легко рассказывал о случившемся Хазатов, не замечая угрожающих знаков Разоренова. — Я сначала думал, что он подушку поджигает. Они с Ромкой перед этим спорили, за сколько секунд сгорит синтетика внутри ее. Он зажигалкой щелкал. А потом красное перед окном махнуло, я и решил, что пожар.

Зоя Игоревна закатила глаза. Детский сад! Седьмой класс кончили, через два года выпускные экзамены будут сдавать, а они все в игры играют, подушки поджигают!

Разоренов стоял рядом и делал вид, что этот рассказ его не касается, хотя внутри наливался злобой. Хазатов явно нарывался, чтобы потом огрести по полной программе. Ну ничего, вот вернется Макс Макс…

— С вами все понятно, — тяжело вздохнула учительница. — Максимихин где?

— Сейчас придет, — мрачно изрекла Таня. По ней, так пусть никогда не появляется. Какой гад! Бросил ее! В самый страшный момент бросил!

Так и случилось — Макс Макс не пришел. Минуло полчаса. Завершился мучительный час. Макс Макса не было. Зоя Игоревна вместе с Сарымаем сходила к Олевисте. По ночному городу гуляли люди, но высокого худого парня в белой майке и черных боксерских трусах среди них не было. Пытались спрашивать, путаясь в смеси английского с немецким. В ответ им качали головами. Не видели. Ни здесь. Ни около башни Толстая Маргарита. Ни на улице Лай, ни на Пикк, ни на Вене. На шпиле Ратуши поскрипывал Старый Тоомас [9]. Он наверняка знал, где Максимихин, но был слишком высоко, чтобы помочь бегающим по городу.

Ночь была темна и тревожна. Зоя Игоревна пыталась звонить, но везде натыкалась на эстонский язык, терялась, не в силах объясниться.