– А кого ты хотела рядом увидеть, кроме меня?

Вот же самовлюблённый индюк!

– Ну, может, Соню или Сашу. Как тебе такой вариант?

Делает вид, что задумался.

– Ты знаешь, мне не нравится твоя идея, по-моему, сейчас всё как надо.

– И давно вы знакомы? – нас прерывает блондинка Света, насколько я поняла, она девушка Сергея.

– Э… в смысле?

– Месяц, – просто отвечает Давид.

– М, тогда всё понятно, – вставляет Ира.

Не поняла. Что она имеет в виду?

– Ты о чём?

– Давид так мило с тобой разговаривает. Видно, ещё не получил, что хотел, – добавляет Таня.

– Э… – смотрю на Давида, а он аж побагровел от гнева.

– Кира, девчонке своей скажи захлопнуться, не то я помогу.

Что за фигня происходит?! Ищу глазами Сашку, но его нет, как и Сони. Куда делись эти двое? Смотрю сквозь стекло вниз и вижу наших голубков танцующими. Видимо, они решили ещё немного размяться.

– Танюх, чего лезешь к Дэву, хочешь вылететь отсюда? – не церемонится с ней Кира.

От его слов мне становится не по себе.

– А что, уже и слова сказать нельзя Давиду? – только что залпом выпившая бокал шампанского Ира не останавливается и тоже вступает в полемику. Она смотрит на меня, и в глазах её ненависть, но, когда переводит взгляд на Дэва, он меняется на влюблённый и отчаянный, и грустный.

Что за херня происходит?!

– Ириша, ты чего это? – с издёвкой начинает Давид. – Попутала, что ли? Какого ты сейчас болтаешь? Рот открывать будешь на уровне ширинки, как привыкла, – продолжает он хамить. Парни вокруг заржали.

Девушка вспыхнула, лицо побледнело. Её некогда влюблённый взгляд сейчас выражал обиду и растерянность. Она развернулась и убежала.

– Зачем ты так с ней? – не выдерживаю я.

– А что?

– Я думаю, ей сейчас очень больно от твоих слов. Ты несправедлив к ней.

Парни перестали смеяться и уже внимательно следят за нашим диалогом.

– Ой, ну вот опять, проснулась мать Тереза.

– Нет, во мне сейчас просто говорит человек, который увидел, как ты унизил ни в чём не повинную девушку.

– Тереза, – привстает Давид со своего места и немного наклоняется ко мне, – откуда тебе знать степень её вины, а? Что ты видела? Как она еб*лась с Серым за то, чтобы он протащил её в наш клуб и познакомил со мной? Или как давала Тохе в з*д, чтобы он закрыл её сессию? А может, как она отсасывала у меня в сортире, чтобы я о ней хоть слово сказал своей родительнице? – Давид делает паузу, чтобы я осмыслила все те ужасные слова, которые он произнёс, а после, всё больше и больше распаляясь, продолжил: – И ты думаешь, она одна такая? В неделю, парни не дадут соврать, – переводит взгляд на парней, те неуловимо кивают, – сюда таких моделек приходит как минимум штук десять. И все хотят только одного – славы и денег! И ради этого делают всё, что им скажут. Ну, парни, сколько раз у вас был секс, который обеспечивал я?

Каждый из сидевших невесело засмеялся, как бы подтверждая слова Давида.

Я смотрела на них и поражалась: куда катится наш мир! Насколько циничной сволочью надо быть, чтобы заниматься сексом, заранее зная, что девушка идёт на это не ради удовольствия или любви к нему, а ради выгоды.

А этот великий оратор и организатор секс-марафонов друзей откинулся на спинку стула, открыл новую бутылку пива, зло отшвырнул крышку и произнёс:

– Все девчонки бляди, Тереза. Скачут от одного мужика к другому, ищут, где бы больше урвать. Кто больше кость предложит, туда и бегут, просто сучки. Готовы продавать себя и своё тело. У тебя ещё есть претензии ко мне после сказанного? Ты не согласна с моими выводами?

– Нет. Все девушки такие же личности, как ты и все твои друзья. И могу сказать, что это вы их делаете такими блядями. Заставляя спать с собой.

– Стоп! – резко вставляет Давид. – Никогда силой никого не принуждал ни я, ни парни. Они принимали правила игры и сами шли на это.

– Нет! – теперь привстала я. – Заставляли! Вы давали им понять, что и пальцем не шевельнёте, чтобы просто помочь им. Этой девушке, которая сбежала только что, или какой-то другой. Вы поставили для неё условия: или секс, или «дверь на выход ты найдёшь». Что с вас убудет, если вы просто заплатите за неё в клубе, или за спасибо или какой-то подарок поставите ей зачёт? Или если ты, Давид, просто покажешь её портфолио своей маме, что с тебя убудет? Ты потеряешь руку, ногу, честь, уважение к самому себе? Что ты потеряешь? Ну, кроме секса из-за нужды своей партнерши?

Давид стреляет в меня глазами, в них огонь, который готов сжечь меня дотла, но я держусь. Не отвожу от него глаз и стойко выдерживаю его взгляд.

– Так секса и лишаемся, принцесса, – вдруг говорит один из друзей Давида, тот, который Кирилл. – Какой мужик откажется от лёгкого секса? Да ни один, даже педик, – парни начинают смеяться.

Поза Давида стала более расслабленной, он снова вальяжно развалился на стуле и с довольной рожей смотрит на меня.

– Кому я что-то объясняю! Вы все прогнили и провонялись своей похотью. И дело даже не в том, что вам дают за «что-то с вашей стороны», а в том, что за «просто так» с вами никто не будет.

Бросаю эту фразу и встаю из-за стола. Не хочу находиться рядом с этими ублюдками.

Выбегаю из комнаты и быстро спускаюсь вниз.

Хочу свалить из этого клуба. Уже почти подошла к танцующим друзьям, но, увидев, как они веселятся, застопорилась.

Имею ли я право портить вечер Соне? Она так резвится, это её такой первый выход в свет.

Не решаясь окончательно перечеркнуть весь праздник своим испорченным настроением, снова плетусь в уборную.

Это капец какой-то. Мне тут мёдом намазано, что ли?!

К счастью, сейчас девчонок тут немного, поэтому становлюсь у дальнего свободного зеркала и, ополоснув лицо водой, смотрю на своё отражение. Сердце в груди ещё клокочет от нервного напряжения.

На кой чёрт я полезла защищать эту Иру, если даже её подружки промолчали и не поддержали? Ни одна слова против не сказала, не говоря о том, чтобы побежать за подругой и проявить сочувствие.

С другой стороны, а почему я должна была промолчать, если действительно так думаю?!

Такое потребительское отношение к девушкам не может не порицаться! Но…

Мой поток мыслей перебивает страшный грохот. В дверь уборной впечатывается чья-то… нога. От силы удара она влетает в стену с таким треском, что все девочки, которые были в уборной, вскрикнули и разбежались по углам. Впрочем, как и я.

Но когда к нам вошёл Давид, все обомлели.