Перед началом следующего семестра Рагав должен был сдать экзамен по лицензированию врачебной деятельности — экзамен на профпригодность, где ему предстояло продемонстрировать уровень освоения основных медицинских наук и умение применять их на практике. Это трудный экзамен, но медицинские университеты требуют от студентов, чтобы они сдали его и тем самым подтвердили свою готовность продолжить образование.

Было похоже, что Рагав серьезно настроился на подготовку к испытанию. Мы обсудили, что потребуется ему для сдачи экзамена, и создали в доме атмосферу, которая благоприятствовала его учебе. Затем мы с Арпаной оставили его одного, чтобы он мог заниматься. Предоставляя ему полную свободу действий, мы хотели понять, действительно ли он хочет стать врачом или планирует выбрать другой путь.

Вдруг мое эго снова подняло голову. Я подумал, что мои старания окупятся сторицей, если мой сын станет врачом. Но вдруг он не захочет стать врачом? Вдруг он провалится на экзамене? Неужели во мне снова заговорил отцовский гнев, как это было до моего ОСП? Неужели я опять стану злым и жестоким, если он не захочет стать врачом? Чтобы избавиться от этих опасений, я решил посоветоваться с Санджаем. Мой друг по-прежнему мужественно боролся с раком.

Он выслушал мои жалобы, а затем высказал свое мнение. «Самое главное, что вашему сыну нравится его жизнь, — сказал он. — Теперь я знаю эту истину, потому что сам болен. Ты знаешь ее благодаря ОСП. Твой сын тоже знает ее, только по-своему. Я думаю, что он не хочет быть врачом, но боится сказать об этом. Спроси его, как он хочет поступить со своей жизнью. Не дави на него. Помни, это его жизнь».

Я позвонил сестре и рассказал ей, что происходит. Два года назад у нее погиб сын. В пятницу он окончил бизнес-школу в Сингапуре и в воскресенье ночью разбился на машине. Она терпеливо меня выслушала, а затем высказала свое мнение.

«Радуйся, что он у тебя есть, — сказала она. — Я бы все отдала, чтобы у меня были твои проблемы».

Потом я спросил Арпану.

«Просто люби его за то, что он есть, — сказала она. — Это одно из наставлений твоего ОСП, верно? Воздействуй примером, а не силой. Придется смириться, что он не хочет стать врачом».

Таким образом, я перестал спрашивать своих друзей и родственников, что они думают об этой дилемме. Я решил спросить самого Рагава.

Мы с Арпаной стояли на кухне. Рагав проходил через гостиную, когда я попросил его остановиться на минутку.

Арпана чувствовала, что что-то назревает. Она пила воду, но поставила стакан обратно и притянула Рагава к себе. Это была защитная реакция, и вдруг мне стало стыдно, потому что я понял: они боятся, что разговор закончится ссорой.

«Как учеба?» — спросил я.

«Неважно, — сказал Рагав. — Интерес пропал».

«Хочешь стать врачом?» — спросил я.

«Я пытался, — сказал он. — Не хочу разочаровать тебя и маму. Не знаю, что сказать, но это не для меня».

Я посмотрел на Рагава. Мы смотрели друг на друга. Я чувствовал, что ему неловко, только на этот раз мое сердце наполнилось состраданием, а не гневом.

«Наверняка ему тяжело говорить об этом. Должно быть, он ужасно боится меня», — мелькнуло в голове.

Все, о чем я мог думать — как помочь ему пережить это. Как облегчить его ношу и воскресить его надежды на будущее? Какую роль сыграть в его жизни, помогая сориентироваться на новом пути? На этот раз его нужды заботили меня намного больше моих собственных. Теперь мне была невыносима мысль о том, что я мог его упрекать, наказывать или стыдить. Я боялся, что все будет так, как всегда. В любом случае, мне было очень жаль, как я относился к нему в прошлом.

Пока мы втроем стояли вместе на кухне, у меня возникло непреодолимое желание проявить отцовские качества, желание наставить, поддержать и обучить независимости и успеху. Я знал, что должен это сделать, потому что только так он мог раскрыть свой природный талант и способности, не подстраиваясь под меня.

Я откашлялся.

«Тогда продолжим, — сказал я. — Ты еще молод. Лучше, если это случится сейчас, пока у тебя все впереди. Потом ты не сможешь ничего изменить».

Я наблюдал, как моя любимая жена и сын выдохнули с облегчением. Я сказал сыну, что помогу ему, и не важно, что от меня потребуется. Я понял этот урок: самые большие проблемы в жизни могут возникнуть тогда, когда человек хочет оправдать чужие надежды и забыть о собственных. Этот разговор помог моему сыну разобраться в себе. Я поощрял его желания, но не подсказывал ему, какими они должны быть. «Зачем я живу на этой земле, если не могу облегчить страдания людей, вверенных моей заботе?» — подумал я.

Когда я понял это, мои отношения с сыном изменились навсегда.

Все эти месяцы Санджай продолжал медитировать, даже когда я был на Арубе с сыном. Но, несмотря на все усилия, он так и не увидел той исцеляющей вспышки Света, на которую надеялся. В конце концов, он смирился с неизбежным.

Я часто навещал его в последние дни жизни и беспомощно смотрел, как он угасает. Рядом с ним была его жена Сунита. Она держала его за руку и разговаривала с ним, и он слабо пытался поддержать разговор. Когда ее не было рядом, я брал его за руку, и мы старались не замечать смерть, незримо витавшую в воздухе. Мы очень мало говорили о будущем, так как знали, что ему осталось несколько дней. Но мы говорили о прошлом, и он составил список предсмертных желаний, которые хотел бы, но не смог осуществить за свою короткую жизнь. Когда он сказал, что ему очень жаль, что он не увидит своих взрослых детей, у нас встал ком в горле.

Когда мы заговорили о медитации и йоге, он сказал, что рад заниматься ими, потому что они заглушают физическую и душевную боль. Он подчеркивал, что медитация вспышек Света приносила ему особую радость, хотя и не принесла ему внезапного исцеления, на которое он надеялся. В его душе был мир.

«Как жаль, что ничего не помогает», — сказал я.

«Нет, помогает, — сказал он. — Я много раз видел очень яркий Свет. Не ожидал этого. Но самое главное, он принес мне покой. Это тоже неплохо».

Я навестил его в последний день перед смертью. Он чувствовал мое прикосновение, но лежал в коме и уже не приходил в себя.

Я вернулся домой и о чем-то говорил с Арпаной. Хотя я уже знал, что происходит после того, как мы умираем, видеть смерть друга для меня все еще было печально.

«Я буду ужасно скучать без Санджая, — сказал я Арпане. — Это был хороший друг». Ее грустные глаза говорили мне, что она чувствует то же самое.

Я крепко спал, когда меня разбудил яркий Свет. Это было невероятно, но я видел и чувствовал Санджая. Он был в своем духовном теле. Он был гораздо моложе и улыбался. Вся комната была залита Светом, и я обнаружил, что моя душа расстается с телом и плывет ввысь. Стены комнаты начали странно расширяться и раздуваться, как волшебный шар в сферически искривленном пространстве. Комната была многомерной, и до сих пор мне трудно описать ее.