Цена привычным вещам узнается после того, когда их лишаешься. Живет человек каждый день, ест, пьет, ногами шустро перебирает на все четыре стороны и не расстраивает себя грустными мыслями, пока с ним что-нибудь эдакое не произойдет. Живет он какое-то время в непривычном для организма состоянии, страдает отведенное ему на то время и вспоминает, как было хорошо и радостно при полном здоровье. Хотя, положа руку на сердце, особого веселья и в прошлой жизни не шибко-то наблюдалось. И вот когда болезнь отступает и жизнь снова окрашивается светлыми красками, начинается радость от окружающей действительности. Какое счастье просыпаться ранним утром под веселые трели птиц! Пернатые уже не раздражают, как прежде. Жизнь свистит, заливисто поет, стрекочет, благоухает цветочными ароматами, и все это можно слышать и чувствовать каждой клеточкой изболевшегося организма. Первые лучи солнца освещают комнату, но совершенно не хочется от них закрываться темными шторами, как это было раньше. Солнышко нежно, по-матерински, «целует» щеки и глаза. Оно дает силу, заставляет жить. Становится до боли жаль потерянного из-за недуга времени. Хочется наверстывать упущенное с двойным усердием.

Наш герой не был исключением из правил. К работе над эскизами он приступил сразу же, как только почувствовал себя лучше.

– Я сделаю нечто особенное, – рассуждал Фима. – Эта вещь будет не только красива, но и с глубоким смыслом, что, несомненно, сделает ее желанной для любого коллекционера. В ней я отображу, насколько люди суетны и беспечны в бренном мире. Почему они не задумываются, что каждый день может быть последним? Соревнуются друг с другом, собирают богатство на «черный» день, приумножают его, не понимая, что в один прекрасный день будут готовы отдать все за возможность хоть немного продлить свое существование на этой грешной земле. Неужели они думают, что от смерти можно откупиться? Эта дама взяток не берет и абсолютно равнодушна к драгоценностям. Перед ней все равны, независимо от чинов и сословий. Я сделаю для этой гордячки золотой саркофаг, а на его стенках изображу самые главные моменты человеческой жизни от рождения и до последнего вздоха. На крышке отчеканю ее в длинном одеянии и с косой в руках. Она поведет за собой вереницу безропотных людей в глубокую темную пещеру. Каждая сцена будет проработана до мельчайших подробностей, насколько мне позволит зрение. Саркофаг тоже не останется пустовать. В нем упокоится скелет. Его я сделаю подвижным в каждом суставе и, главное, анатомически точным. Если все получится как задумал, это будет невиданная доселе вещь!

После болезни Ефим решил не возвращаться в ювелирную мастерскую, а начать работать самостоятельно. Наконец-то появилось время для творчества. Как и бывает в таких случаях, со свободой приходят финансовые трудности. Чтобы семья не голодала и было чем заплатить за жилье, Фима изредка брал заказы от горожан. Не забывал про него и киевский ювелир Маршак, который с завидной регулярностью подбрасывал работу. Они познакомились в лавке Левинзона, куда Иосиф Абрамович частенько приносил свою продукцию на реализацию. Увидев однажды уровень Фиминого мастерства, он стал постоянным заказчиком и ценителем его таланта.

Даже после получения аттестата подмастерья в ремесленной управе Фима не обзавелся личным клеймом. Это было на руку разного рода дельцам, которые бессовестно выдавали его работы за свои. Конечно, это вызывало негодование у Мэри:

– Фима, как ты можешь такое терпеть? Мало того, что они прибирают к рукам то, что не создавали, так Чегликов пошел еще дальше. Какая наглость – требовать снижения цены как постоянному клиенту! Видите ли, он мог бы иметь больший доход! Нет, это невозможно что такое! Не слишком ли этот хитрюга много про себя понимает? Сегодня же напиши объявление, а я отнесу его в газету. Мастера Разумовского должны знать. Скажи, кто в Одессе работает лучше тебя?

Фима на секунду задумалася.

– В Одессе нет приличных технических и рисовальных школ, поэтому откуда здесь возьмутся высококвалифицированные мастера?

– Я слыхала, фабрика Фаберже приглашает работников. Фима, может быть, и ты пойдешь туда? Имя этого господина знают все!

– Жена, мне кажется, в Одессе знают даже тех, кто еще не родился.

– Учти, он берет не каждого встречного с улицы, а только способных. Поработаешь у него пару лет, а после будешь честно писать в объявлениях, что трудился в мастерских знаменитого Карла. Я читала, как ювелиры бессовестно хвастаются огромным опытом работы на фирме, а оттого могут тонко понимать вкус и сущность заказчика. Когда они успели там поработать? Жигунов даже не стесняется врать о практике в качестве первого мастера у такой знаменитости! Ты видел его поделки?

– Они не были для меня интересны.

– Так, а я за что! Выполняет он, видите ли, заказы по собственным и заграничным рисункам. Фима, ты на порядок лучше их всех, но совершенно не ценишь свой талант.

– Жена, тщеславие – грех.

– Помню. Но все, что сейчас происходит, тоже нечестно.

– Мэри, ты хочешь, чтобы я на свои изделия ставил клеймо?

– Хочу.

– А ты знаешь, почему древние художники не подписывали картины?

– Почему?

– Потому что они считали, что их талант принадлежит Богу, а следовательно, они не имеют права присваивать себе его славу и способности.

– Фима, сейчас другое время. Присваивают все! Ты должен себя защитить от мошенников. У тебя редкий дар. Я не знаю ни одного мастера, кто бы мог так тонко и в мельчайших подробностях выполнять работу. Твои изделия продают втридорога под чужими именами. Фима, это сильно обидно.

– На пьедестале славы хватит места для всех. Просто мой час еще не наступил.

– Вейз мир, до кого я пытаюсь достучаться! Фима, я когда-нибудь тебя упрекнула в нехватке денег?

– Нет.

– Или пожалела, что вышла за тебя замуж?

– Слава Богу, тоже нет. Мэричка, знай, я тоже тебя сильно люблю.

– Так сделай пару букв и дай мне жить спокойно!

От несправедливости и обиды Мэри немного поплакала и решила больше не беспокоить мужа, а обратиться за помощью к Богу. Каждый день она просила Господа вразумить мужа и дать ему хоть капельку мудрости. Молитвы были услышаны. Уже через каких-то пару недель в квартире раздался звонок.

– Мадам Разумовская, как я понимаю?

– Она самая.

– Ицхак Гендлер собственной персоной до вашего мужа.

– Проходите.

Худощавый мужчина в добротном костюме и лаковых туфлях неспешно зашел в квартиру. Он оценивающе посмотрел на Мэри с малышом на руках, быстро окинул взглядом обстановку и без приглашения вальяжно уселся на венский стул, закинув ногу на ногу. Мэри поспешила сообщить мужу о странном посетителе.

– Фима, я знаю, ты не очень любишь, когда тебе мешают, но к нам пришел солидный господин. Оторвись от работы, он нервно ждет разговора с тобой.