Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его полное имя было Джексон Майлз Картер, и он был желанным ребенком в семье двух потомственных аристократов.
Безумная по силе любовь не спасла молодую семью. Отец Джека умер от рака молодым, едва сыну исполнилось три. Мать пыталась начать жизнь заново, ведь она была еще так молода, но за титулами и богатством она не разглядела истинного лица мужчины, за которого вышла во второй раз, а потом было уже поздно.
Отчим Джека топил жизнь в вине, а после отнял у него мать, когда сел за руль пьяным вместе с женой в машине.
Когда Джек попал в дом Честертона, он уже был замкнутым, упрямым, неуправляемым ребенком.
Филипп пытался совладать с племянником, как мог. Он выбирал лучшие школы и не терял надежды найти ключик к озлобленному ребенку, но с возрастом Джек только сильнее возводил свой эгоизм в наивысшую степень. И однажды Честертон перевел его в школу-интернат для таких же избалованных богатых наследников, как и он сам, но даже там Джек умудрился подсесть на кокаин.
Дядя вытащил его и из этого. Он нашел врачей, закрытые клиники и отправил его на реабилитацию. Казалось, Джек и сам понимал, что у него в руках был билет в один конец. А он хотел летать. С самого детства у него оставалась только одна мечта — небо.
Честертон считал, что только небо держало его на земле, как бы ни парадоксально это не звучало.
Благодаря связям Честертона, пагубные пристрастия не отразились на карьере племянника. Сам Джек после, много и старательно учился, наверстывая упущенное, и все-таки поступил в лётное училище. У него было достаточно денег и доступ к лучшим преподавателям, а рвения и упрямства было не занимать.
У Джека никогда не было проблем с женщинами. Небеса отмерили ему слишком много обаяния, а форма пилота — только умножила. Но сам он не терял голову. Настоящая семья — это не тот случай, когда думают только о себе, говорил он, а считаться с чужими чувствами Джек не умел.
Он был плохим парнем. Всегда. И женщин тянуло к нему, как магнитом.
Но все изменилось, когда он встретил Эйвери.
Эйвери не была девочкой из хорошей семьи, она была такой же оторвой, как и он сам. И это она отшила этого мажора первой. А Джек впервые в жизни окончательно и бесповоротно влюбился.
Честертон был против такого скорого и раннего брака, но Джек привык к тому, что дядя ни в чем и никогда с ним не соглашался. Тогда сэр Честертон пригрозил лишить Джека значительной части наследства, но и это не помогло. Эйвери презирала деньги и богатство и аристократию, так что они все равно поженились, а Честертон так и не прилетел на свадьбу.
Все счета Джека, на которых хранились деньги, доставшиеся ему в наследство аж от трех семей, были заморожены.
В ту пору Джек много летал. Ему пророчили хорошую карьеру, поскольку чин капитана был у него уже в кармане. Но тогда же в семье, оставшейся без денег Честертона, все чаще стало звучать: «Ты всегда думаешь только о себе!».
Эйвери хоть и презирала богатых, но она привыкла к тому, что у Джека всегда были деньги, которых теперь он был лишен, а чтобы обеспечить семью, ему приходилось летать вдвое больше обычного.
Он делал это ради жены, но ей он нужен был рядом, а не в небе. Замкнутый круг, из которого ни один из них не знал, как выбраться.
Пока однажды Джек не отправился в Ирландию, надеясь, что так ему удастся спасти брак и заработать достаточно денег, чтобы иметь больше окон в летном графике. Джек был уверен, что нашел золотую середину, и они были счастливы какое-то время, а потом ему позвонили из полиции и попросили приехать и опознать тело.
Эйвери разбилась на машине, которую Джек купил для нее, вот только оказалось, что в момент аварии она была не одна.
Она была в машине с мужчиной, и, как установили следователи, они пытались заняться оральным сексом, несмотря на то, что мужчина находился за рулем.
После той ночи отчаяния, упрямства и боли, как изуродованный Энакин скрыл обожженное тело и разбитое сердце под черными маской и плащом Дарта Вейдера, так и Джек оградился от мира за сарказмом, высокомерием и отношениями без обязательств. Секс заменил ему опиат, отупляющий сознание хотя бы на время. Чем больше было женщин, тем лучше. Чем меньше обязательств, тем спокойней. Никаких отношений и обязательств. Больше никакой близости.
Он однозначно и бесповоротно поверил в то, что семья — это не для него.
Честертон всегда следил за племянником, без зазрения совести пользуясь собственными связями и положением. Он был готов даже вернуть ему наследство, титул и земли, помочь с переводом в официальную авиацию, лишь бы Джек не шел дальше, на самое дно, но Джек просто навсегда пресек свое общение с дядей.
На заработанные в Ирландии деньги он приобрел личный самолет и был таков.
С тех пор он больше никогда не связывался с дядей, не оглядывался на прошлое и жил так, словно у него не было никакого будущего.
Одним днем.
Одним рейсом куда угодно, лишь бы снова подняться в небо.
Пока не встретил меня.
Обо всем этом, день за днем, вечер за вечером, мне рассказал сам сэр Филипп Честертон, который так и не назвал мне своей официальной должности в некой очень важной для Британии организации. Но выводы я и сама сделала.
Я до последнего не понимала, почему Джек решился взорвать именно аэродром, пока следователи, в работу которых все-таки вмешались американцы, британцы и французские власти, при доскональном изучении деталей взорвавшегося самолета не обнаружили на обивке кресел каплю крови.
И хотя анализ ДНК затягивался всевозможными способами, терялись реагенты и исчезали без вести лаборанты, результат все равно был получен.
Это оказалась кровь погибшей девочки.
В тот день я впервые отменила все встречи и дела, закрылась в номере отеле и прорыдала весь день перед телевизором, на котором бесконечным марафоном на беззвучном режиме шли все шесть фильмов саги о «Звездных войнах».
Теперь я знала, что в желании Джека взорвать самолет, скрывалось то, о чем он практически прямым текстом говорил мне, но я бы никогда не поняла это. Он был капитаном этого самолета. И он взорвал его к чертям собачьим не только ради того, чтобы привлечь внимание. Но и чтобы конкретно этот борт больше никогда не поднимался в небо.
После я не раз смотрела звездную сагу в оригинале, так как Честертон настоял на том, чтобы я подтянула свой английский. Он даже нашел мне учителя, с которым я занималась по скайпу, поскольку Честертон не мог нанять его в Тунисе. Мне ставили британское произношение и учили манерам, из меня делали британку до мозга костей, и скоро я так пристрастилась к чаю с молоком, что не представляла, как жила без него раньше.
Иногда, глядя на закатное солнце, низко висящее над пустыней, я прищуривала глаза так, чтобы изображение двоилось, и тогда мне казалось, что я оказалась в том выдуманном Джорджем Лукасом мире, где на горизонте висели два солнца, одно выше другого.