— А как быть с доньей Луизой? — спросила Пилар.

— Пусть делает что хочет.

— А если ты окажешься побежденным?

— Мы ведь договорились, что победитель расцелует прелестных дам.

— Я не об этом. — Ее глаза затуманились, глядя на него.

Он нежно улыбнулся:

— Я знаю. Прошу тебя — дай мне одну из твоих лент в знак благоволения.

Одна из ленточек, прикрепленных в качестве украшения и застежки к ее корсажу, была развязана и вытянута из петелек прежде, чем Пилар успела ответить. Она почувствовала теплое прикосновение его пальцев. Корсаж стал свободнее. Пилар быстро прикрыла рукой полуобнажившуюся грудь, с досадой взглянув на Рефухио.

Он с улыбкой встретил ее взгляд и повязал ленту себе на руку, оставив ее концы свободно развеваться. Затем он повел Пилар туда, где кончался песок, и на поросшей низким кустарником земле для нее постелили попону и поставили стул. Отсюда прекрасно было видно все поле. Рефухио усадил ее, поклонился и ушел. Наблюдая за ним, Пилар сообразила, что место для нее было готово еще до ее прихода. Он не обращал внимания на ее протесты, зная, что она все-таки приедет.

Остальные участники турнира, взяв пример с Рефухио, устремились в толпу зрителей. Прелестные сеньориты, вспыхивая и пряча улыбки, отдавали кавалерам шарфики и ленточки. Балтазар взял поясок от платья Исабель. Энрике с шутовской галантностью кинулся выпрашивать у доньи Луизы ленту от ее вдовьего чепца. Возможно, вдовушке тоже хотелось участвовать в этом, а может, она просто решила положить конец надоедливым приставаниям, но лента была небрежно отдана Энрике.

Обернувшись, Пилар увидела Чарро, смиренно преклонившего перед ней колено. В его глазах была отвага и, быть может, немного бравады. Он спросил ее:

— Не окажете ли мне честь, госпожа моя, подарив одну из ваших лент?

Как она могла отказать? Это была лишь игра в рыцарство, не имевшая особого значения, здесь не было глубокой привязанности или обязательств. Она взяла ленточку и стала привязывать ее к самодельному щиту Чарро. Щит был из тех, какими часто пользуются при тренировках в солдатских казармах — деревянный, круглый, обтянутый бычьей кожей. Чарро, стоя на коленях, наблюдал за ней. Затем он взял ее руку и бережно поднес к губам. Теплое прикосновение к ее коже было долгим, а взгляд, подаренный ей Чарро, исполнен почтения.

Наконец он отпустил ее руку.

— Вы сможете гордиться мной, — заявил юноша, вскочив на ноги. Через секунду он ушел.

Участники сражения расхаживали по полю, мерили его шагами и обозначали границы, проверяя, ровна ли земля и в порядке ли снаряжение. Стоя группами по два-три человека, они тихо обсуждали вопросы ведения игры. За спиной Пилар уже столпились люди. Недалеко от нее удобно устроились губернатор с супругой. Музыканты, игравшие на балу, грянули веселую мелодию, им вторили уличные музыканты губными гармониками и концертино. Продавцы апельсинов и пирожники вовсю выкликали свой товар, настойчиво и лживо уверяя, что Великий пост начинается лишь на рассвете. Табуретки, принесенные предприимчивым плотником, быстро разошлись. В задних рядах собравшихся оживленно торговались женщины определенного рода. Активно заключались пари. Ставки на мужчин острова быстро росли.

Рефухио и его группа тесным кружком собрались в конце поля. Когда они вернулись, оказалось, что они сняли рубахи и туники и смазали свои руки, лицо и тело жиром и сажей. Теперь они должны были сражаться, ничем не защищенные от ударов противников. Но тела сливались с темнотой, и соперникам теперь было не так-то просто увидеть их и нанести удар.

Пилар помрачнела. Она была удивлена, но понимала, зачем это делается. Сажа не только усложняла задачу противникам Рефухио, она еще и маскировала лица разбойников. Когда Рефухио снял тунику, багровый шрам, пересекающий его грудь, был ясно виден — это было напоминание о его недавнем ранении. Что будет, если его снова ранят? Сама мысль об этом была невыносима, и Пилар не была уверена, сможет ли смотреть на бой. Остальная аудитория разгадала тактику Рефухио и была просто в восторге. Это стало ясно по тому, что ставки на него и его сторонников резко подскочили.

Филипп и его друзья приняли это в штыки. Они запротестовали, но им тоже предложили намазаться сажей и жиром. Юноша с высокомерием, достойным гранда, отказался, заявив, что они не унизятся до того, чтобы искать спасения под слоем грязи. Ответа Рефухио не было слышно из-за криков толпы, но Филипп, резко повернувшись, зашагал обратно к своим друзьям. Он посмотрел на Пилар. В его взгляде смешались злоба и вожделение, подозрение и замешательство.

Рефухио сделал шаг вперед, оглядев собравшихся. Он стоял, широко расставив ноги, словно гладиатор на арене. Шпагу он держал так непринужденно, словно это была дирижерская палочка. В другой его руке был щит. Он обратился к зрителям:

— Приветствую вас, ночные бродяги, обитатели этих волшебных островов! — воскликнул он. — Мы приветствуем вас в последний день карнавала, последний день веселья! В знак признательности за ваше гостеприимство мы устраиваем состязание в силе, умении фехтовать и верховой езде. Пусть все, кто хоть когда-нибудь мечтал о деяниях, исполненных отваги, и подвигах, достойных рыцарей, присоединятся к нам! Если вы не желаете сражаться с нами, пусть каждый найдет себе достойного противника, ибо мы явились сюда не для того, чтобы проливать кровь, но чтобы похвалиться друг перед другом воинскими талантами; не для того, чтобы отнимать жизнь, но для того, чтобы радоваться ей! — Он продолжал, посвящая всех в правила игры: — Это будет настоящий турнир, борьба до победного конца. Шпаги затуплены, но все еще опасны. Можно наносить рубящие удары, но колющие строго запрещены. Человек, раненный до крови, считается убитым и должен покинуть поле. Безоружный должен признать себя пленником. За него возьмут выкуп. Потерявшего сознание могут унести его друзья или взять в плен соперники — кто успеет первым. Человек, заставивший спешиться противника, не обязан спешиваться сам, чтобы драться с ним; однако пеший может попытаться отобрать у всадника лошадь, если ему это удастся. Последний человек или группа, оставшаяся на поле, будут признаны победителями. Бой может закончиться в любой момент, если одна из групп решит сдаться, а также бой может прекратить своим решением судья, прекрасная госпожа Венера де л а Торре. Она же даст сигнал к началу сражения.

Это было великолепно и просто, честно и достойно. Рефухио коротко и ясно предложил зрителям участвовать в состязании, наметив при этом границы, которые нельзя было преступать. Толпа была покорена его речью и бурными криками выразила свое удовольствие.

Из слов Рефухио Пилар поняла, что, сняв одежду и лишив себя и своих людей защиты, он тем самым стремился уравнять шансы. Он не сказал этого прямо, но это было ясно и без слов. Его люди были старше и опытнее, к тому же вышколены долгими тренировками, их навыки оттачивались в постоянных стычках, грозивших смертью в бою или виселицей. Поранить до крови его и его людей затупленной шпагой было легче, если их не покрывала одежда. Когда Пилар осознала это, она ужаснулась.