У двери послышался мягкий стук. Это упала в обморок Анна Магдалена Эберлер.

– Вёльффлин! – рявкнул епископ, не отрывая взгляда от мальчика. – Приведите девчонку в чувство! Сию минуту!

Он приблизился к мальчику и разорвал ему рубашку на груди.

– Хранитель, приди, это тело возьми, – забормотал он, рисуя кончиком посоха на груди Освальда странные руны, – встань перед нами таким, как желаем этого мы… Кровью родной напоён, травами в сон унесён, преодолев злую боль, выйди наружу, Король!

Глаза мальчика омертвели, нос заострился. Капитан Шлегель вытащил из кучи внутренностей дымящуюся печень, разрезал кинжалом и стал выдавливать в рот Освальда свежую кровь. Епископ вновь окунул жезл в красную лужу и начертил на стене ряд знаков. Затем удовлетворённо посмотрел в побагровевшее зеркало и завесил его тёмным платком.

– Вёльффлин! Что с Анной?

– Она без сознания! – в отчаянии отозвался медик.

– Заставьте её очнуться! Любой ценой!

Шлегель швырнул комок плоти в огонь и отступил на шаг.

– Ваше преосвященство! – произнёс гвардеец, указывая на Освальда. – Смотрите!

Фон Веннинген посмотрел и отпрянул. То, что стояло у стены, лишь отдалённо походило на человека. Оно дышало узким ртом и царапало когтями каменную стену. Волосы слиплись, превратившись в подобие замасленных перьев, грудь выпятилась и покрылась чешуёй. Но не эти метаморфозы заставили епископа базельского содрогнуться в ужасе, а глаза новорождённого чудовища. Человеческий взгляд не в силах передать безграничную ненависть, готовую выплеснуться смертельной волной, несущей гибель всему живому. На Подписавших глазами Освальда Окса смотрел василиск.

– Скорее! – воскликнул фон Веннинген. – Он уже здесь! Вёльффлин! Что же вы медлите!

– Ваше преосвященство, я ничего не могу сделать! – завопил профессор. – Она в обмороке!

– Господи, прости нас, грешных! – упал на колени Эберлер. – Ты всё видишь, обо всём ведаешь… Клянусь, я ничего не знал! Помилуй нас, Господи!

Лязгнули цепи. Существо шевельнулось и обвело пылающим взором подвал. Увидело голые детские трупы и кучу внутренностей. Внимательно осмотрело голову Андреаса Окса. И вновь уставилось на людей. Горло чудовища трепетало, в глазах разгоралось багровое пламя.

– Всё пропало! – выкрикнул бургомистр. – Бежим!

– Не сметь! – громовым голосом приказал епископ.

– Слава богу… Она очнулась!

Девушка глубоко вздохнула и попыталась подняться. Оба профессора помогли ей встать.

– Анна Магдалена! – потребовал фон Веннинген. – Возьми щит Герберта и сделай, как я учил.

Анна огляделась и встретилась взглядом с чудовищем. Лицо девушки исказила судорога. Она страшно, безудержно закричала и, оттолкнув бургомистра, выбежала вон. Монстр взревел и рванулся.

– Боже милостивый, – прошептал фон Андлау и стал пробираться к двери.

Он заметил, как растягиваются звенья цепей, более неспособных удерживать демона.

Капитан Шлегель подобрал меч и обернулся к епископу:

– Убить его, пока не поздно?

– Поздно! – ахнул бургомистр. – Уже поздно!

За спиной чудовища взметнулись перепончатые крылья, обдав помещение змеиной вонью. Цепи натянулись в последний раз и лопнули. Тварь в бешенстве ударила когтистой лапой по стене, и камень осыпался крошками, словно чёрствый хлеб.

– Бежим! – завопил фон Андлау.

И первым последовал собственному призыву. За ним, толкаясь и цепляясь друг за друга, вылетели профессор медицины, бургомистр и советник Эберлер. Шлегель увидел, как чудовище ударом крыла перевернуло дымящийся жертвенник, прыгнуло на стену и полезло под потолок, туда, где виднелась забранная решёткой отдушина… Дальше капитан смотреть не стал. Он вытащил ошарашенного епископа, захлопнул дверь застенка и поволок своего патрона наверх.

Тёплый августовский вечер был прекрасен и тих. Мирно светили звёзды на безоблачном небе. Бесшумно проносились летучие мыши. Ничто не напоминало об отвратительной сцене, разыгравшейся в застенке.

К обессилевшему епископу подошёл бургомистр фон Флахсланден.

– Ваше преосвященство, – заговорил он язвительно. – Вы отдаёте себе отчёт в том, что натворили? По вашей милости в городе оказался на свободе живой василиск!

Фон Веннинген попятился.

– Что вы теперь намерены делать? – наседал бургомистр. – Бросать клич в надежде, что явится новый Герберт, способный одолеть чудовище? Или, быть может, отправитесь на покаяние в Рим? Из-за вас мы попадём на костёр!

– Тихо, тихо, господин бургомистр, – поморщился епископ. – Не надо громких слов. Пока ещё ничего не случилось.

– Это вы называете «ничего»? Мы всего-навсего продали души дьяволу, а в Базеле бесчинствует адское существо.

– Успокойтесь, фон Флахсланден! – голос епископа вновь окреп. – Тварь ещё не успела обрести полную силу. Только попав под прямые солнечные лучи, василиск станет всемогущим. До рассвета он будет прятаться в подвалах и водостоках, и лишь когда взойдёт солнце, выберется наружу, чтобы вкусить его тепла.

Он повернулся к Маттиасу Эберлеру, обнимавшему всхлипывающую племянницу:

– Василиска следует застать врасплох. Не забывайте, он понятия не имеет, что мы собираемся загнать его в ловушку. Монстр только что родился. По сути, он всего лишь детёныш, хотя и дьявольский.

– Не-е-т! – разрыдалась Анна. – Не буду! Зачем вы так со мной? Не могу!

– У тебя нет выбора, – твёрдо сказал фон Веннинген. – Либо ты превратишь его в камень, либо он уничтожит всех нас и город заодно.

Анна рыдала, уткнувшись дяде в грудь. Гуго попытался взять её за локоть, но девушка гневно отбросила окровавленную руку капитана:

– Не прикасайся ко мне! Детоубийца!

Шлегель зашипел, словно обжёгшись, но промолчал.

– Как вы собираетесь его искать? – спросил профессор Вёльффлин. – Нельзя же за одну ночь обшарить все колодцы и подвалы!

– Он найдёт себя сам, – устало ответил епископ. – На рассвете. Мы услышим его, где бы он ни появился.

Фон Веннинген посмотрел на восток, и остальные невольно последовали его примеру, будто солнце уже готовилось омыть животворными лучами самое страшное существо, когда-либо рождавшееся на земле.

Главное чувство человека – страх. Мы живём, любимся, работаем лишь потому, что нами владеет ужас. В первую очередь мы боимся смерти. Борьба с ней бессмысленна, но разум подсовывает нам утешительные подделки в виде религиозных учений и философии. Загробный мир, посмертное существование, высшая справедливость – всё это костыли, поддерживающие нас в борьбе с неизбежностью. Страх перед смертью отравляет существование самому крепкому стоику. Человек слабый ищет опору в религии, которая утверждает: смерть – это ещё не конец. Рай или ад, перевоплощение или слияние с Высшим Разумом, как бы ни выглядел пресловутый тот свет, но настоящей смерти, означающей исчезновение личности, не существует. Дрожащий индивидуум не желает мириться с отсутствием доказательств. Потому что ему страшно. Он верит в рай, радуется выдумкам и счастливо проживает жизнь, зная, что не умрёт.