– Вероника!

Вижу Нату, она бежит ко мне со стороны общежитий. Ну как же хорошо, что она здесь!

Бегу к ней навстречу, размахивая руками.

– Бежим! Беги к «Урану»!

Затем происходит сразу много всего. Вначале Ната падает, словно что-то сбило ее с ног. Я пытаюсь понять, что произошло, но спустя мгновение гаснет свет. В кромешной темноте я тут же падаю и растягиваюсь на земле, придавленная рюкзаком. Зову Нату, в ответ – тишина. Но спустя секунду эта тишина разлетается тысячей звенящих осколков, разрывает мои барабанные перепонки, и я кричу, пытаюсь закрыть уши ладонями. Новый взрыв – в десятки раз громче, ярче, ближе ко мне. Надо мной проносятся какие-то обломки, земля дрожит и стонет, я чувствую ее вибрацию всем телом. Вытаскиваю руки из лямок рюкзака.

– Ната! – кричу я, но ничего не слышу в ответ. Никто не ответил? Или я оглохла от взрыва?

Не разбирая дороги, ползу, толкая себя локтями и коленями. Огонь, горящий где-то вдалеке, немного освещает путь. Натыкаюсь на Нату, лежащую лицом вверх. Глаза ее распахнуты в немом ужасе.

– Ната! Ната!

Тормошу ее, хлопаю дрожащими ладонями по щекам. Ничего. Скорее чувствую, чем понимаю, – ее здесь уже нет. Только чувства меня постоянно подводят. На этот раз я не хочу им верить.

Поднимаюсь с земли, взгромождаю Нату на спину и ковыляю к «Урану». Она легкая-легкая, не тяжелей рюкзака, который мне пришлось бросить. Дотащу. И через забор перенесу, если будет нужно, и по пустоши буду нести. Я ее не брошу. Но до чего же темно! Иду почти вслепую, и зря говорят, что в отсутствие зрения обостряются остальные чувства. Мир превращается в круговорот звуков, доносящихся отовсюду сразу, холодного ветра и слабых отблесков огня на стенах корпусов. Одежда пропиталась кровью Наты, хотя я даже не видела ее рану.

– Вероника, – наверное, мне это снится, но вдруг вес Наты перестает давить мне на плечи, зато чья-то рука обхватывает мою талию, и я словно повисаю в невесомости, едва касаясь ногами земли.

– Вероника, идем, – я поднимаю на Адама глаза, но почти не вижу его лица, узнаю лишь по голосу. Он светит фонарем под ноги, а не на себя.

– Где Ната? Что ты здесь делаешь?

– Нужно идти, поговорим позже, давай, – умоляет Адам, а я упорно стою и пялюсь себе под ноги. Мне кажется, что земля треснула, и я оказалась над разверзнувшейся пропастью. Еще шаг – и исчезну в ее раскрытой пасти.

– Что происходит? – произношу я раздельно. Язык слушается все хуже.

– Кирилл здесь. Они прорвались. «Венера» уже открыта, сейчас они отстреливаются от охраны.

– Нам нужно к «Урану».

– Зачем? Нужно бежать, ограждение взорвано возле ворот.

– Нет, нам нужно туда. Там меня ждут.

И Адам не спорит со мной. А я как в бреду: вроде понимаю, что происходит, но не могу поверить, что со мной. Тело делает всю работу за меня: ноги сами несут куда нужно, язык сам выдает нужные фразы.

Я выскальзываю из рук Адама, ему меня долго не пронести. Мы бежим к «Урану». Адам чуть отстает. Я осознаю, что все-таки оставила Нату лежать где-то там.

– Почему ты здесь? – спрашивает Адам запыхавшимся голосом.

– Я искала Нату. А ты… ты разве не должен был привести Ангелину?

– Она отказалась идти. Не поверила мне.

– Что? – я снова останавливаюсь. – Ты же знаешь, у Бернева на нее планы. Может, скоро он решит и сердце ее себе пересадить! Нельзя ее тут оставлять, Агата ведь не зря сказала об этом.

– Она не верит, что ее дядя хочет ей зла. Я пытался убедить ее.

Я бросила Нату. Я не могу бросить Ангелину. Может, она – мой единственный родственник. Родители мертвы, а Ба я больше не увижу. Я не могу лишиться сестры, которую только что обрела. Далеко ли я уйду без фонаря? И где искать Ангелину? Я знаю, где она живет, но без карты мне в «Солар» не войти. А если найду – что тогда? Разве смогу я уговорить ее бежать, если Адам не смог?

– Беги без меня. – Я и не заметила, как начала командовать Адамом. А он такого не терпит.

– Нет, – только и отвечает он. Хватает меня за ворот куртки, чтоб не сбежала, и я отчаянно рвусь прочь, но ничего не могу сделать. – Нам остается надеяться, что друзья Агаты позаботятся о ней. Ты ничем не поможешь. Ты меня слышишь? Ты слышишь?

Его голос как лезвие, которое срезает остатки моей воли. Я смиряюсь и перестаю вырываться. Если Ангелина останется здесь, я никогда себе не прощу. Сердце разрывается на части, но я все же продолжаю путь к «Урану».

Сразу, как мы сворачиваем за угол корпуса, становятся видны лучи фонарей Ника и Гарри.

– Что так долго? – орет Гарри. – Что с Натой?

И я, и Адам молчим. Так же молча Адам достает из рюкзака веревки. У меня теперь нет снаряжения, да и вещей вообще. Не вижу, как Адам забрасывает веревку с крюком наверх, но делает он это быстро – и тут же начинает взбираться по ограждению. Это не скала, это стена, почти гладкая и без выбоин, подъем будет нелегким. Сразу за Адамом начинает подниматься Гарри.

Мы с Ником подсвечиваем им путь снизу. Адам оказывается наверху первым. С ограждения тут же показывается свет его фонаря.

– Давай, – толкаю я Ника, – Адам посветит тебе. Поднимайся.

– А ты?

– А что я? Я следом.

Гарри лезть еще долго, он совсем не такой быстрый, как Адам. Я действительно начинаю подниматься сразу за Ником. Если он выпустит веревку, конец нам обоим, упадем на землю и точно что-нибудь сломаем. Но раньше, чем я поднимаюсь хоть на метр, раздаются крики, откуда-то из-за спины падает свет, а затем колено пронзает боль, и я разжимаю руки. Падения на спину почти не чувствую: боль в ноге заглушает остальные ощущения. Кто-то хватает меня за пояс и тащит прочь, но я успеваю увидеть ноги Ника, исчезающие над ограждением. Меня поднимают, несут, передают; я вцепляюсь в хватающие меня руки, кричу, пинаю воздух, а потом перестаю понимать, где я и что происходит. Боль затмевает глаза. Последнее, что я слышу перед тем, как провалиться в забытье, – звуки выстрелов, стихающие вдалеке, и чей-то очень знакомый голос возле самого уха.

Первый, кого я вижу, когда открываю глаза, – Артур. Я решаю, что сплю или брежу. Или, может, умерла. Но он действительно здесь: сидит на табурете возле моей кровати. Больше в палате никого нет; Артур глядит на меня жалобно, как на умирающую. Может, я действительно умирала, может, я давно без сознания? Я смотрю на Артура, но сказать ничего не могу и пошевелиться – тоже. Кажется, мне что-то вкололи, чтобы я не чувствовала боли. Артур тоже ничего не говорит, сидит и смотрит на меня не меньше часа. Потом уходит. И я опять засыпаю. Мне снятся странные сны, состоящие из обрывков воспоминаний, которые словно склеили в неправильном порядке. Я говорю с Артуром, потом он вдруг становится Адамом, потом я остаюсь одна и плачу, сползая по стенке в душевой для девочек; Алиса смеется мне в лицо – или это Ната? Лица тех, кого я знаю, мешаются, сливаются в одно. Я сама уже не уверена, что было, а чего не было в реальности. Артур и правда приходил, сидел рядом?